уйма времени.
– Итак, господин Ахметов, я подозреваю, что у вас возникли психологические или другого рода проблемы. Может быть, что-то вышло из-под контроля?
– Да, именно, вернее, как раз, наоборот, в моей жизни присутствует тотальный контроль и контролирую всё как раз я сам. Это просто кошмар, столько всего надо держать в поле зрения: бизнес, деньги, людей и всё такое прочее.
Риналь, кажется, хотел развлечься.
– И вот я решил избавиться от всего этого. Я так больше не могу.
– И что же вам мешает? Ведь это так просто. Отдайте другим все ваши деньги и живите налегке спокойно, в чём проблема? Сколько денег нужно раздать? Пять миллионов, десять, пятнадцать…?
– Пятнадцать…
– Ну вот и всего-то.
– … миллиардов… евро.
Августа Гильзовна застыла, прямо остолбенела, видимо, переваривала сумму, переварить не смогла и со всеми своими гильзами шмаркнулась на пол.
Честно говоря, такой реакции мы не ожидали, хотя должны были. Конечно мы не думали, что она «двинула кони», но всё-таки заволновались. На подоконнике стоял кувшин с водой и стакан, я налил воды в стакан и побрызгал ей в лицо. Она захлопала ресницами. Мы вдвоём с Риналем подняли её на руки и усадили в кресло. Августа заплакала и стала повторять как заведённая: «Зачем, зачем, ну зачем?»
– Что «зачем»? – спросили мы хором.
– Зачем они меня мучают?
– Кто они? – опять мы хором.
– Луговые собачки.
Мы с Риналем переглянулись.
– Видишь, что ты наделал, я говорил, что это плохая идея, – Риналь был растерян.
– Думаешь, она сошла с ума?
– А ты как думаешь?
Тут Августа повернула голову в нашу сторону, взгляд её был вроде вполне осмысленным.
– Я в порядке, просто мои дети постоянно просят меня завести луговых собачек, мечта у них такая. Почему-то это сейчас всплыло.
– И в чём проблема, заведите.
– Да вы что, я не могу, у нас нет никаких условий для этого, мы живём вчетвером в двухкомнатной хрущёвке, какие собачки, о чём вы говорите?
Я не удержался, спросил: " Скажите, а как звали вашего папу?»
– Гильзерт.
– А почему вы – Гильзовна?
– Ошибка ЗАГСа.
– Я так и думал.
– Ну всё, сеанс окончен, я совершенно здоров, – Риналю начинал надоедать этот «цирк». Он сунул Августе «золотую» карту в верхний карман её довольно поношенного, но чистенького халатика.
– Ну и сколько на карте? – спросил я, когда мы вышли в коридор, оставив Августу Гильзовну Шмарк почти в прострации.
– Десять миллионов.
– Почему не пять и как же принцип?
– Это для луговых собачек, – сказал он, как отрезал. – Худик (так он называл меня), возьмёшь её под нашу опеку. Работать она вряд ли сможет, по-моему, у неё крыша поехала, отвезёшь её домой, выяснишь ситуацию дома: с детьми, с мужем, если есть, с собачками и остальным зверьём.
– Почему