солдатам. «Дикий» контингент начал стремительно расти как числом, так и умением, становясь не таким уже и диким.
По мере того, как берсерки множились, их поведение становилось всё свирепее и беспринципнее. Пару раз Мортиров наблюдал следующее: в то время, как все бились в одной сплочённой, братской куче, всегда находился один особо хитрый индивидуум. Он подкрадывался со стороны и начинал избивать слабейшего противника. Дело заканчивалось плохо: Мортиров вынужден был громкой командой сверху останавливать схватку и брать время на починку отдельно побитого. При этом каждого подлого отщепенца, что бил исподтишка, творец брал на особую заметку…
Неотвратимо, как нарыв на предназначенном для этого месте, назревала необходимость поднятия описываемой кипучей, но всё же довольно сумбурной деятельности на совершенно новый, доселе невиданный Мортировым, упорядоченный уровень. До сей поры подопечные Мортирова бились каждый за себя. Дрались, как получится. Не опираясь на строгие научные каноны. То есть, не было никакого порядка в этих свалках. Схема драк была отработана до автоматизма: обычно начинали задираться двое «случайных прохожих» (так и просится фраза о просьбе «дай закурить!»), и тут же, через пару секунд этот бой перерастал во что-то стихийное, весьма напоминающее «старые добрые ковбойские драки» в салуне, то бишь рюмочной, после общей пьянки ради самой пьянки. (А где ещё в нынешнее время можно увидеть такое?) Собственно, они и походили на это лишь потому, что именно такими и задумывались изначально, поскольку Роман Палыч обожал контрабандные фильмы из рубрики «очень, очень старое кино», поскольку новое его совершенно не трогало. Так вот, фильмы такого сомнительного содержания, которые обычно не демонстрировались законопослушным зрителям во избежание пагубного воздействия на психику потребителя, Мортиров заказывал втихомолку, через одного знакомого, носящего секретное имя «Ё»… И об этой пагубной страстишке Мортирова, естественно, даже и не подозревали ни соседи по дому, ни коллеги по работе.
(Сам-то Роман Палыч не пил. А не пил потому, что имел довольно негативный опыт на этой почве: будучи ещё молодым, только что пережившим гормональный взрыв пятнадцатилетнего мальца, на совместной мальчишески-девчачьей вечеринке слегка «перебрал», причём совсем чуть-чуть. Затем, обративши разгорячённый взор на ту, которую до этого момента вовсе не считал объектом, достойным притязаний, внезапно полюбил её и начал приставать. Приставал он так себе, почти целомудренно, пытаясь поцеловать ей руки и объясниться. Естественно, схлопотал пару пощёчин и бесконечные насмешки сверстников.
Наутро сильно болела голова и поруганная честь, отчего Роман навсегда охладел как к выпивке, так и к женщинам.)
В таких боях без причины и, по большому счету, без значимых последствий, не угадывалось поступательного движения. Не прослеживалась мысль. Особенно