сообществе, как греческая диаспора в Стамбуле, где все друг друга знают, каждая смерть – это маленькая катастрофа.
И тут взрывается бомба. Звук взрыва глухим эхом отражается от фасадов домов. Взрыв небольшой, едва отличимый от обычного шума утреннего трафика, но четверо мужчин за столом вскидывают головы.
– Как далеко?
– Я бы сказал, меньше километра.
– Намного меньше. Это мог быть просто детонатор.
– А где примерно, по-твоему?
– Я бы предположил, в районе площади Топхане.
– Никаких предположений, это точная наука.
Константин кликает по ленте новостей в смарт-газете, лежащей между чайных стаканов и кофейных чашек, и сообщает:
– Проспект Неджатибей. Бомба в трамвае.
За прилавком Бюлент сжимает кулак:
– Да-а-а!
– Вот ведь сукин сын! – восклицает Лефтерес. – Сколько он выиграл?
Георгиос Ферентину достает свой цептеп. Большой палец неуклонно скользит по иконкам.
– Рынок террора взлетел на двадцать пунктов.
– Господи Иисусе, помилуй всех нас, – говорит отец Иоаннис, сжимая четки.
– Тогда завтрак за счет заведения! – объявляет Бюлент.
Георгиос Ферентину никогда не считал экономику «мрачной наукой»[14]. Для него это прикладная психология, самая гуманная из наук. В романе между желанием и неприятием есть глубокие человеческие истины, а в сложных хитросплетениях финансовых инструментов чувствуется утонченная красота, такая же отчетливая и изысканная, как любая из миниатюр исфаханской школы[15]. Слепая мудрость толпы не перестает удивлять его с тех пор, как он впервые обнаружил ее в банке с плюшевыми игрушками. Банка стояла на столе Гексел-ханым, его учительницы в начальной школе. Она привезла банку от сестры, которая жила в Форт-Лодердейле. Соблазнившись Микки-Маусом, она пустилась в плюшевый загул по всему Диснейленду. Гуфи, Микки-Маусы, Плуто, Стичи, маленькие Симбы были затолканы в банку, как маринованные огурцы, и глазели оттуда на восьмилетнего Георгиоса Ферентину. Чифтчи, как упорно называла его Гексел-ханым. Это турецкий вариант его имени. Чифтчи спрессованные фигурки казались странным образом притягательными. Это здорово, подумал он, быть запихнутым в банку, полную других мягких тел.
– Угадайте, сколько игрушек, – сказала Гексел-ханым классу, – и выиграете их.
Чифтчи был ленивым. Гексел-ханым талдычила об этом каждый день. Ленивым и тупым. Но ему хотелось заполучить банку с игрушками, а потому он сделал то, что сделал бы на его месте любой ленивый и тупой мальчишка. Он спросил своих одноклассников. Ответы варьировались от пятнадцати до пятидесяти. Ленивый, тупой и не желающий принимать решение Чифтчи сложил все ответы и поделил сумму на число учеников в классе, округлив ответ наудачу.
– Тридцать семь, – уверенно заявил он Гексел-ханым.
Их оказалось ровно тридцать семь. Гексел-ханым нехотя