в «местах растяжения». И явить миру, через «прорывы», ее карие глаза. «Туманные» и «мутные», из-за влаги слез. Ноги затряслись, выдавая ее неровное и нервное состояние. Если бы не сжатые в его ладонях ее руки, они бы уже начали «заламывать» друг друга. А после и пальцы. До скрипа и треска сухожилий и костей.
– Пожалуйста, Софи…
Он молил! Он. Ее. Молил! Уже и сейчас. Здесь и сейчас! А она отворачивалась и «закрывалась» от него. От его чувств и эмоций. Когда бы и кому бы еще он решился и показал их?! Разрешил увидеть их и смотреть на них? Видеть их! Только ей и ей одной… Так, нельзя. Нельзя! Но и позволить ему жалеть себя… Соболезновать?! Она не хотела. Не хотела и не могла, позволить «такому» произойти. Он должен быть «сильным», должен был «держаться». За нее и… За себя!
Прав был тот, кто однажды сказал. Что нет ничего хуже, чем то, как человек, вечно «собранный» и «твердый». Вдруг, «разбирается» и «смягчается». И из «позитива», становится «деприссонином». Перестает улыбаться! И начинает… Плакать! Становится «тобой»! Так, мотивация «машет рукой», не иначе. «Потерянная» навсегда и в «себе». «Теряется» навечно и в нем. А там и «набесконечно». А если не он, «тот» человек? Не «тот», кто теряет? А кто, как раз таки, «теряется»… «Другой» и «второй»!
Сжав губы максимально и до боли, до «металлического привкуса» и «солоноватости» по рту. Так, чтобы не было сил не то, что «держаться», а далее «скрываться». Брюнетка «расцепила» их, вместе с веками глаз. И тут же, «потонула» в «океанах», такой же «соли», но напротив. «Мутная лазурь» его «тонула», «утопала» в волнах слез. Как и ее «шоколад», будучи «расплавлен» теплом и уютом, вернувшегося, как никогда вовремя, «дома». Вернувшегося «человека» и вернувшейся «семьи», в ее жизнь! Если «ее», еще можно было «так» назвать. Шоколад «дал течь» и «дал струйки». Затем, еще и еще!
И вот, уже полноценно, «растекался» по щекам. Давая, куда более «темным», на концах ресниц. А после и на коже щек. Если бы от «смеси» с тушью и с легкой присыпкой теней. Но их не было, а слезы были. И отчего-то, сами по себе, темные. Выходила, не только соль, но и «смытое» ей. «Атрофированное» ей.
Ей бы сейчас, вырвать ладони и спрятаться уже за них. Как и при Жене, совсем недавно. Но ведь, он не даст. Он держал крепко. Крепко, но не сильно. Не до хруста и боли… Но так, чтобы она даже не думала «прятаться». А если вздумает, снова пользоваться тем, что он не может сдержать ее веки и губы. Закрепив «первые» и раскрепив «вторые». Перейти ко «второму этапу»…
– А я ведь, мог и кусаться начать, – хохотнул Александр, срывающимся, в некоторых местах, голосом.
– Это – никогда… Никогда не было для меня «угрозой», – улыбнулась девушка, мельком слизывая кончиком языка влагу, попавшую на губы.
– «Ей» и не являлась, – отрицательно помотал головой мужчина. – Тем более, для тебя. К парням, я никогда с «таким» не обращался. И «такое», не применял. Меня б, тогда точно «забраковали» за «домогательства». И даже, твой отец меня бы не упас и не спас…
Поддержав его смех своим смехом, девушка, все-таки, изъяла