самом углу, почти «неприметное» и «закрываемое», при открытии двери внутрь, место. И сама она была такой, по сравнению с другими. Более красочными или более темными. Но яркими, прежде всего.
С вырезами для глаз и рта, она растекалась от середины холста к низу. Создавая шею и легкие линии плеч. На которых лежали жидкие, но проглядывающиеся волосы.
– Что-то от «Человека в железной маске»? – прохрипел Егор, боясь нарушить момент единения. И то, как один только Александр, брал и имел, слово.
Поймав боковым зрением вздрагивающие плечи Жени, который стоял по правую руку от Александра. Когда же они с Никитой – по левую. Он хотел, было, подойти и поддержать его. Хотя бы, если не словом, то дружеским объятием. Но был остановлен Никитой. Который раньше подошел к нему и передал ему, все так же, свернутый вчетверо, платок. Он его и не использовал толком, промокнув пару раз то, что успевало и успело, сорваться и потечь по щекам.
– Только, в такие моменты понимаешь, что все сделал правильно, – улыбнулся Александр, благодарно кивнув. – Пусть, иногда поведение и «хромает на обе ноги». Не имея их, вовсе. Но… Образование – стоящее.
– А я всегда считал это «богохульством», – прошептал с усмешкой Влад, появившись в комнате так бесшумно, что всех передернуло. На что он и внимания-то не обратил, подойдя к самой картине и тут же сникнув. – Нет… Ну, а что? Как «лик божий». Точнее… «Ангельский»! Это – ведь Софи?
– Хорошо, что ты не рисуешь, Владислав, – отрицательно покачал головой Александр, с усмешкой, поддерживаемой тремя. Он не пытался «разрядить обстановку» или «перевести тему». Но помочь не «утопить» еще больше или вовсе «затопить», «уводя на дно», был обязан. Тем более, такой момент, чуточку поддеть «писателя», но не картин. – От твоей «объективизации», весь дом бы превратился в «притон»! И ладно, если только в него. А не в «нарко-», ко всему…
– Почему черный? – подал голос Женя, вернув взгляд чуть покрасневших глаз, на первый холст.
– А ты, как думаешь? – склонил голову к правому плечу Александр. Переведя взгляд с Влада – на него. – Точно, не к «матери», «отсылки».
– Черт! – ругнулся парень и отошел к окну. Держа руки на голове и как можно сильнее оттягивая волосы.
Будто, стараясь вырвать их с корнями. И хоть как-то, перетянуть «внутреннюю» боль на «внешнюю». «Сменить» и «сместить» приоритеты. Заменить ее боль на «свою», и обратно.
– Мы спасем ее, Жек! – подошел к нему Егор и коснулся его правого плеча, легким похлопыванием своей правой руки, в ободряющем жесте.
– Если она сама этого не захочет – нет, – отрицательно качнул головой Женя. – А она и не захочет. И это, я не про Софи. Точнее, не только про нее. Пока, эта дрянь ее в могилу не сведет, по итогу и с концами! Но тогда – будет уже поздно.
– Значит, снимем ее с «поезда» раньше, чем тот сойдет с «рельс» и рухнет в «кювет». В «процессе»! Увезем! Ты же сам хотел, Жень, – «влился» Влад.
– А напомни-ка нам, Владик, про похищение «мученика» из непосредственного