нейтрализация, пацификация и денацификация. И это во многом требует перенастройки нашего отношения к Украине.
Скорее всего, после украинского опыта нам придётся переходить от привычной идеологемы о триедином русском народе к осознанию факта существования трёх восточнославянских (русских) наций – самостоятельных политических субъектов – и выстраивать новую русскую идентичность уже как некую сетевую множественность, проводя, с известной долей условности, аналогии с немецким, англо-саксонским, арабским миром и их разными субъектами.
Новая русская идентичность – это о том, как нам вновь собрать своё ядро, понимая при этом, что каждый из трёх русских (восточнославянских) народов уже не сможет просто взять и вернуться в некое благословенное состояние прошлых форм единства. Это значит, что нужно собирать союз на новых основаниях.
Какими могут быть эти основания? Осознание своей общности не как данности и мантры, а через осмысление и принятие своего нового места в общем большом проекте. Лучше всего это может получиться на примере Беларуси, которая сохраняет тесные союзные отношения с Россией, не разругалась с Украиной и достаточно самостоятельна, чтобы решать серьёзные задачи. Россия и Беларусь всё ещё могут проектировать и реализовывать создание в треугольнике Москва – Минск – Санкт-Петербург опорного месторазвития русской цивилизации на пограничье с Европой.
Беларусь – это Брестская крепость на западе Евразии, но имеющая потенциал быть не только пограничной цитаделью. Актуальная позиция страны позволяет выстраивать не только оборонительную политику, но думать на несколько шагов вперёд – об умиротворении фронтира, притягивании Украины обратно, конструктивном влиянии на беспокойных соседей на западе. Беларусь – это «умная сила» Евразии, задача которой – опираясь на союз с Россией, снимать конфликтный потенциал на пограничье, в стратегической перспективе – работать на вовлечение Европы в большую Евразию.
Польша и Прибалтика – сложные соседи и активные протагонисты евроатлантической солидарности. Но и к их сознанию можно и нужно находить ключики, открывая возможности не только конфликтного взаимодействия. В этих обществах, несмотря на кажущуюся монолитность и однозначный выбор, присутствуют разные силы, живут разные идеи и некоторые из них могут быть комплементарны континентальной евразийской логике. С этим нужно работать. Например, с белорусских позиций. Тем более, что сама Европа кардинально меняется.
Отношения с Европой определяют характер и структуру фронтира. Наш общий интерес – уменьшать степень его конфликтности, милитаризованности, непредсказуемости. Но делать это нужно с позиции силы и уверенности в собственной идентичности. Поэтому важно все же осознать особенности и отличия своей идентичности от европейской. Восточнославянские (русские) страны и народы всё же следует отнести к Евразии, а не Европе. У нас много общего, мы очень близки, но не тождественны.