section>
Гриндейл
И если мир шатается сейчас,
Причиной – вы, для тех, кто разумеет[1].
Солнечный свет, просочившись через мозаичные стеклышки моего окна, золотистыми лучиками хлынул в комнату, и я проснулась. Перевернулась на другой бок, поближе к спящему фамильяру, свернувшемуся бархатисто-черным клубочком, спрятала улыбку в подушку. Сквозь путаницу теплых, как простыни, снов холодной струйкой прокралась мысль: «С твоим парнем стряслась беда».
Глаза сами собой распахнулись. Я села, выпрямившись, стиснула в кулаках пухлую смятую подушку.
Этим утром я проснулась в своей теплой уютной постели – благодаря Нику. Валяться без дела и дремать казалось чем-то вроде предательства.
Я огляделась. Кованое чугунное изголовье, зеркало в рамочке из роз – спальня, привычная с ранних лет. Она была знакома до последнего сантиметра, но сейчас все в ней казалось чужим – потому что никогда больше Ник, темный, красивый, сногсшибательный, не телепортируется в этот залитый солнцем уголок. Я сотни раз ругала его за эту манеру. А теперь отдала бы все на свете, лишь бы он появился снова.
Салем зевнул, потянулся, поскреб когтями звездный узор на одеяле.
«Сабрина, час еще слишком ранний для нагнетания тревог».
Он соскочил с постели, затрусил прочь, открыл дверь носом и пошел искать пропитания. Из кухни в открытую дверь сочился аромат тети-Хильдиной стряпни. Надеюсь, сегодня она никуда не добавит глаза головастиков.
Я со вздохом встала с кровати. Вздремнуть уже не удастся. Быстро натянула легкий свитер и короткую юбку, но не стала, как обычно, крутиться перед зеркалом. Оделась я только потому, что в последнее время в нашем доме всегда было полно народу.
Я вошла в кухню. Увидев меня, тетя Хильда просияла:
– Милочка моя, что-то ты сегодня рановато!
От горячего кастрюльного пара ее волосы закучерявились золотистым облаком. На тетушке был фартук с надписью «Секс-ведьма» – его подарил доктор Цербер, ее приятель. Но при виде моего лица тетушкина улыбка слегка померкла.
Тетя Хильда любила принимать гостей – чем больше народу, тем больше восхищения ее кулинарными шедеврами. А сейчас она осталась единственной из Спеллманов, чья любовная жизнь цвела пышным цветом. Бойфренд моего братца Эмброуза погиб от рук охотников на ведьм. Муж тети Зельды, отец Блэквуд, бежал из страны, а перед этим попытался истребить весь наш ковен. А мой парень сидел взаперти в преисподней.
Но, невзирая на все свои невзгоды, я желала тете Хильде вечного счастья.
Я кое-как выдавила ответную улыбку:
– Доброе утро.
Тетя Хильда заключила меня в объятия. От нее пахло розмарином и полынью, ведьмиными травами и детской любовью. Она погладила меня по голове:
– Садись, я тебе вафель испеку.
Я села за кухонный стол, и мне, несмотря ни на что, стало спокойнее. Как приятно иногда побыть наедине с тетушкой.
Стоило мне это подумать, как дверь распахнулась. Я сначала вздохнула, потом подняла глаза – и просияла.
В этом доме, полном ведьм, был и один человек.
В кухню вошел Харви, один из моих лучших друзей на всем свете. На руках он держал юную ведьмочку по имени Элспет. Она была завернута в одеяло и обвивала его руками за шею.
При виде меня он улыбнулся:
– Привет, Брина!
Я строго сказала себе, что надо ему улыбнуться, и только потом поняла, что при виде него губы сами собой растянулись в улыбке.
– Привет! Не знала, что ты здесь.
Харви усадил Элспет в кресло-качалку, подоткнул одеяло.
– Элспет не хотела оставаться одна, вот я и заночевал у нее в комнате. Мисс Спеллман разрешила. – От смущения он опять назвал тетушку «мисс Спеллман», хотя она уже лет десять требовала, чтобы ее звали Хильдой. – Надеюсь, ничего страшного.
– Конечно, – в один голос отозвались мы с тетей Хильдой.
Мы обменялись улыбками. Три огонька, набиравшихся яркости в отражении друг друга.
Харви присел возле кресла-качалки и шепнул Элспет:
– Хочешь, принесу тебе подушку под спину?
– Хочу, красивый человек, – просияла Элспет.
– Странно слышать, когда меня так называют. – Харви похлопал ее по руке и отправился искать подушку.
Когда отец Блэквуд вознамерился истребить весь наш ковен, его дочь Пруденс спасла всех, кого сумела. И нынче здесь обитали те немногие, кто остался в живых, мои уцелевшие одноклассники по Академии невиданных наук. Они поселились у нас в доме, спали на полу, восстанавливали здоровье после яда, которым пытался отравить их отец Блэквуд. Мои друзья из числа людей поспешили ко мне на помощь. Особенно Харви – картины страдания потрясли его до глубины души, и он охотно раздавал ведьмам еду и лекарства, а иногда переносил с места на место тех, кто не мог ходить сам.
Практически