церковь в деревне. Детей воодушевило одно из занятий в воскресной школе, посвященное прощению, и они завели обычай, говорящий о том, насколько религия пропитала их жизни. Каждую ночь, ложась спать, дети поворачивались друг к другу и спрашивали: «Ты прощаешь меня за все, что я сделал тебе сегодня?»61 Когда они засыпали, атмосфера уже очищалась от всех взаимных упреков и отравляющего гнева.
В Овего Элиза все больше стала полагаться на Джона, как будто учила его быть всем, чем так и не стал Билл. Как и мать, без Билла Джон казался сильнее, выходил из его тени и становился самостоятельной личностью. Многочисленные обязанности приучили его к большой нагрузке. Когда он не был в школе, он колол дрова, доил корову, носил воду из колодца, ухаживал за садом и ходил по магазинам, одновременно присматривая за младшими детьми в отсутствие матери. «Я был приучен делать столько дел в возрасте десяти или одиннадцати, сколько было мне по силам», – отметил он позже62.
Как временно занявший место Билла, он строго контролировал семейный бюджет и научился трезво оценивать мир. Однажды он потратил три дня, помогая местному фермеру копать картошку и получая тридцать семь с половиной цента в день. А вскоре после этого он одолжил одному фермеру пятьдесят долларов под семь процентов, и в конце года, и пальцем не пошевелив, получил три с половиной доллара. Практичный мальчик увидел наглядный контраст. Такая удачная математика как громом его поразила, стала для него откровением. «Я понемногу начал понимать, что хорошо бы деньги работали на меня, а не я на них»63. Среди местных фермеров гораздо большей популярностью пользовался Уильям, добродушный мальчик, с удовольствием помогавший в работе и не задававший слишком много вопросов, тогда как более рациональный Джон анализировал работу, разбивал ее на составляющие и думал, как выполнить ее наиболее практично.
Всю свою жизнь Джон Д. Рокфеллер-старший язвительно высмеивал обвинения, что еще ребенком он жаждал денег и стремился сказочно разбогатеть. Его, конечно, смущали инсинуации, что им двигала жадность, а не смиренное желание служить Богу и человечеству. Он предпочитал видеть в своем состоянии приятную случайность, непредвиденный побочный эффект упорного труда. Однако известны истории, подтверждающие, что Рокфеллер и правда мечтал о деньгах еще подростком в Овего. Один раз, гуляя у Саскуэханны с другом, он выпалил: «Однажды, когда-нибудь, когда я стану взрослым, я хочу стоить сто тысяч долларов. Когда-то так и будет»64. Известно так много похожих примеров, что напрашивается вывод, что Рокфеллер предпочел стереть подобные воспоминания из памяти. Учитывая ту пылкую страсть, какую питал к деньгам его отец, было бы странно, если бы и сына не околдовало золото.
В детских мечтах Рокфеллера не было ничего необычного, времена подпитывали алчные фантазии в миллионах впечатлительных школьников. Для предприимчивых молодых людей Америка перед Гражданской войной была местом смелых начинаний и неограниченных