по 2–3 чайной ложки 3 раза в день до еды), на пятый и шестой день – настойку софоры японской (50 г на 0,5 л водки, по 30 капель 3 раза в день до еды), оставшиеся три дня – настойку элеутерококка колючего (100 г на 0,5 л водки, по 1 чайной ложке три раза в день до еды). Настойку пиона (марьин корень, 50 г на 0,5 л водки, 30–40 капель 3 раза в день до еды) пьют на протяжении всего цикла.
Иногда эта схема приобретает вид четырехнастоечной – выпадает софора японская.
Ядовитыми в данной схеме являются чистотел и софора, относительно ядовит марьин корень. Бадан и элеутерококк неядовиты
Мы рассмотрели общие закономерности, принципы использования и наиболее распространенные схемы применения противоопухолевых растений. Особенности же некоторых конкретных, наиболее эффективных, на наш взгляд, растений мы приводим в специальном разделе приложения.
Ну вот, свершилось, и ты увидел средство нападения! Помни, оружие существует для того, чтобы бить врага. Без нужды нельзя доставать его из ножен. Совсем другое дело – щит и кольчуга. О них-то мы и поговорим в следующих главах.
Щит
Старый Гумбольд, чьи дни давно уже минули и свирепые бои отгремели, кому давно пора было распевать песни со своими прежними соратниками за пышными столами Валгаллы, не на шутку зажился на этом свете по какому-то странному капризу Одина. В племени его любили, хотя к советам особо не прислушивались, и конунг Эрик Рыжий, дабы не пропадать старику зазря, назначил того сиделкой при самых маленьких пацанятах. Вроде как военному искусству учить.
На самом-то деле старый Гумбольд не то что тяжелый боевой топор – легкий меч долго в руках, так чтоб без дрожи, удержать не мог. Вот и получалось: старик дремлет, сидя на каком-нибудь пеньке, а детвора с дикими победными криками врубается деревянными мечами в густой кустарник, изображающий врага.
Была у старика одна странность, над которой поначалу посмеивались, а потом и вовсе замечать перестали: мало ли какая причуда старому вояке, по голове не раз битому, в эту самую голову-то взбредет.
Так вот. Как бы слаб Гумбольд ни был, всюду таскал за собой свой старый боевой щит. Прямо сказать, штука не из легких. Сбитый из крепчайших, хорошо подогнанных дубовых досок щит, круглый, как Небесный Глаз, по внешней своей стороне был обит широкой медной полосой, позеленевшей от времени. Изнутри имел грубые ремешки из толстой кожи, чтобы держать его было ловчее.
Щит был очень старый, старее даже, чем сам Гумбольд. Старый вояка утверждал, что щит этот, доставшийся ему от отца, погибшего при набеге на какую-то галльскую деревню, так вот, щит этот носил еще его дед и даже прадед. Правда ли, нет – никто толком не знал. Потому как так давно, как Гумбольд, никто в племени не жил.
Однажды, когда старик, как всегда, дремал в теньке, а малышня устраивала кровавую резню в соседнем орешнике, маленький Конрад, сын Ваго Длинного, здорово оцарапавшись в колючих кустах, тихо поскуливая побитым щенком, устроился зализывать свои раны рядом с Гумбольдом.
Услыхав