прошла. Спокойной ночи, Семен Иванович.
– Какая такая «ваша молодость» прошла, Алексей Петрович? Всего-то за тридцать. Вам еще до генерала дослужиться надо.
– Спасибо, Семен Иванович. Хотелось бы генералом стать. Впрочем, чем черт не шутит…
– Одно жалко – нет в живых Льва Николаевича Толстого, кто же напишет правду об этой войне? – как-то грустно сказал Веселаго.
– Появится другой Толстой и напишет.
– Боюсь, не появится.
– Не пойму я сегодня вас, Семен Иванович, весь день какой-то пессимизм.
– Сам не знаю, что со мной. Напало что-то и не проходит. Предчувствие какое-то нехорошее гложет душу. Все время думаю о войне и что нашему отечеству предстоит.
– Давайте брать пример с наших молодых офицеров. А ведь они на нас смотрят: как мы себя поведем? Им-то пока все игра. Сами же мы такими были.
– Давайте спать.
А колеса стучали: тук-тук, тук-тук. На войну, на войну.
V
Не доезжая Бреста, в серости утра, на небольшом деревянном, сыром от росы настиле маленькой станции пела и плясала пьяная толпа. Больше всех веселился явно не строевой доброволец: одет был в гражданское, котомки не имел, орал матом, хлестал водку стаканами и все лез целоваться к провожавшим на войну своих мужей плачущим бабам, за что получил кулаком по пьяной роже; на удивление не обиделся и в драку не полез, а, размазав по лицу текущую из разбитого носа кровь, продолжил плясать, орать и петь похабные песни. Увидев двух офицеров, стоящих около вагона остановившегося на несколько минут поезда, подскочил, провел рукой по разбитым губам и, вытянувшись, весело обратился:
– Ваши благородия, добровольца вольнонаемного возьмите к себе в денщики? А то ведь без нас немца разобьют, не успеем повоевать.
– А почему бы тебе не взять винтовку – и в атаку? – спросил Тухачевский.
– Вот! – и мужик показал правую руку. На ладони не было мизинца и безымянного пальца. – Топором еще мальчишкой оттяпал.
– Ну и сидел бы дома с женой и детьми.
– Нетуть. Холостой я.
– А с самоваром-то управляться умеешь?
– Обижаете, ваше благородие. Не только самовар, но и приготовить, и помыть, и постирать – все могу!
– Как звать?
– Архип Ферапонтов, ваше благородие.
– Вот что, Архип, доедешь до Варшавы, иди в штаб лейб-гвардии Семеновского полка, скажешь – денщиком к подпоручику Михаилу Тухачевскому.
– Век не забуду вашей милости! Не подведу, ваше благородие! Если надо – за вас жизнь отдам!
– А вот это лишнее. Жизнь надо отдавать за государя императора и отечество. Только больше не пей.
Молодые офицеры ушли в свой вагон.
– Братцы! – побежал к провожающим, поскальзываясь на сырых досках, Ферапонтов. – Я с вами, я на фронт! Меня берут к себе господа офицеры! Богачом вернусь! Наливай! – И уже на правах отъезжающего стал целоваться; никто больше по лицу не бил – солдат!
Вагоны