говорим о военных, – мрачно заметил Фомин. – Так что логика обычных людей тут не работает.
Справедливое замечание, как мне показалось. Грохот проносившейся мимо электрички заглушил их голоса на короткое время, и я обогнал их, успев перейти через пути как раз перед тем, как к станции подъехала следующая электричка, заново преградившая ребятам дорогу. Но одной тревожной мыслью стало больше: все они были коротко стрижены. Я и не подумал, что следовало бы подкоротить длину волос заранее.
Здание военной кафедры расположилось на самом отшибе кампуса, за пыльной тропой, по которой нередко разгуливали бродячие собаки, забредавшие в эти края из Долгопрудного. В дождливую погоду, особенно часто это бывало осенью, в начале учебного года, тропу эту размывало до такой степени, что ходить по ней можно было лишь в берцах или резиновых галошах. В такие времена, чтобы попасть на занятие, нужно было преодолеть пару сот метров жидкой хлюпающей грязи, испещренной колеями машин и глубокими следами, оставленными такими же несчастными, которым пришлось идти той же дорогой. Высокие стальные ворота выросли передо мной из земли через несколько минут. Когда-то они имели грязно-зеленый оттенок, неплохо сочетавшийся с окружающими убогими видами, но теперь краска с них была дотошно соскоблена, и древняя заржавелая сталь первой приветствовала дорогих курсантов, возвращавшихся в альма-матер после летних каникул.
У небольшого двухэтажного здания, в котором располагались учебные аудитории, стояли, сидели, разговаривали, кто-то читал книгу, кто-то молча пялился в экран телефона – студенты, уже курсанты, все в полевой форме. Их было больше, чем я ожидал, но гораздо меньше, чем могло бы быть, если бы весь поток не разделили на два. Собственно, моему потоку предстояло ехать в Б., второму – в Я., причем выезд их должен был состояться неделей позже. Остановившись, я прищурился, пытаясь найти знакомые лица, которых, увы или к счастью, было не так уж много. Большую часть людей я знал лишь из-за того, что учился с ними на одном факультете. Тут не было моих друзей, мало кого я бы мог назвать товарищем или даже просто хорошим знакомым. Товарищем по учебе – возможно, если обучение на военной кафедре можно было назвать учебой. Я кивнул паре таких людей, стараясь не замечать тех, с кем мне не хотелось здороваться или разговаривать.
Мои одногруппники, все девятеро человек, стояли в тени дерева, выросшего на небольшом клочке земли, огороженном бордюром. Я поспешил примкнуть к ним и ничуть не был удивлен тому, что Максим Кот, староста моей немногочисленной группы, тут же стал критически осматривать меня. Если все мы лишь притворялись солдатами и поддерживали видимость желания продолжать эту игру только ради получения военного билета, то он, как мне часто казалось, вжился в игру до такой степени, что совершенно утратил всякую связь с действительностью. Здесь он превращался в ответственного старосту, никогда не упуская возможности задать дополнительный вопрос преподавателю, дотошно готовясь