себя настолько недостойно, что, хотя она и носила сейчас (летом 1814 г.) чёрные ленты в знак траура по его жене, тем не менее, не считала возможным думать о нем снова. Возможно, его оскорбительной женитьбе и позволили бы кануть в прошлое, поскольку она вроде бы не была увековечена наличием отпрысков, если бы молодой человек не совершил ещё более страшного преступления: как не замедлили довести до сведения Эллиотов вездесущие доброжелатели, он весьма неуважительно отзывался о своих родственниках, говорил с презрением и пренебрежением и о самой фамилии, к которой принадлежал, и обо всем том, что должен унаследовать. Это было совершенно непростительно.
Таковы были чувства и мысли Элизабет Эллиот. Именно эти заботы и волнения омрачали, но вместе с тем и разнообразили ее жизнь – монотонную и элегантную, безбедную и пустую, зажатую в узкие рамки местного общества. Да это и не удивительно: ведь Эллиоты не имели привычки путешествовать заграницей, у них не было никаких особенных увлечений или любимых занятий, за которыми можно проводить время.
Однако теперь к этим привычным заботам добавился еще один повод для беспокойства: отец Элизабет все больше и больше переживал из-за денег. Она знала, что теперь он обращался к Книге Баронетов, когда хотел отвлечься от мыслей о счетах, которые присылали торговцы, и от ехидных намеков господина Шеперда, его агента. Киллинч-Холл был доходным имением, но не настолько, чтобы удовлетворять потребности своего владельца. Когда леди Эллиот была жива, хозяйство велось по определенным правилам, с умеренностью и экономией, и в строгом соответствии с доходами. Однако вместе с женой сэр Уолтер похоронил и эти порядки, и с тех пор его расходы постоянно превышали доходы, получаемые с имения. Он не мог тратить меньше, поскольку и так делал только то, чего просто не мог не делать в силу своего благородного происхождения, но, хотя все его действия и были абсолютно оправданы, он не только глубоко увяз в долгах, но и стал слышать об этом от других настолько часто, что не имело смысла продолжать скрывать плачевное состояние финансов от дочери. Он уже попытался намекнуть ей на положение дел, когда они были весной в Лондоне. Он даже решился спросить ее, нельзя на чем-нибудь сэкономить, и надо отдать должное Элизабет, она, всерьез обеспокоившись, немедленно начала размышлять, и, в конце концов, предложила две меры: сократить некоторые излишние расходы на благотворительность и воздержаться от покупки новой мебели в гостиную. Затем ей также пришла в голову счастливая мысль, что можно на этот раз не везти подарка для Энн, что традиционно делалось каждый год. Однако этими мерами, сколь бы превосходны они не были, оказалось явно невозможно поправить положение дел, в чем сэр Уолтер и был вскоре вынужден признаться дочери. Элизабет оказалась неспособной предложить что-либо более эффективное. Как и ее отец, она чувствовала себя жестоко и несправедливо обиженной судьбой, и ни один из них не представлял себе, каким образом сократить расходы, не потеряв достоинства и не ограничив