на работу опускались руки, и накатывала усталость. Я во второй раз не переживу жалостливые и сочувствующие взгляды коллег. Неужели они не понимают, что от этого мне становится только хуже! Разве так сложно сделать вид, что ничего не произошло и продолжить относиться ко мне как обычно. Я не прошу у них ни жалости, ни сочувствия, мне от них этого не нужно. Я сама справлюсь со своим горем, точнее мы вдвоём с сыном справимся, переживём и будем жить дальше.
После трёх дней непрерывных дождей мы дождались-таки тёплой и солнечной погоды. Сегодня мы идём гулять. Три дня проведенные взаперти в квартире, где всё напоминало о недавней трагедии, показались мне сущим адом. У Славика хоть была отдушина – компьютер, он там играл в игры и общался с людьми. Не нужно меня осуждать за это, не могу я запретить ребёнку долго сидеть за компьютером – это его единственное "окно в мир", там он такой же как все, без ярлыков, чужой жалости и ограниченных возможностей.
Впереди холодная и долгая зима, в это время инвалиду не погуляешь, вот и придется ему до самой весны сидеть дома, разглядывая улицу в окно. В прошлую зиму Славик несколько раз просил меня принести с улицы снег, говоря, что не хочет забыть какой он холодный и мокрый. Мы даже слепили с ним маленькую снежную бабу, её я поставила за окно и она до самой весны радовала глаз.
В нашем доме в каждом подъезде были установлены пандусы, я их наличию радовалась как ребёнок, мне не приходилось, как знакомым мамочкам, таскать на себе детскую коляску всякий раз как захочется погулять. В то время я и предположить не могла, что придётся использовать пандусы по прямому назначению.
– Мама, ну пойдём уже, сколько можно собираться! – вырвал меня из очередной задумчивости Славик.
– Да-да, уже иду, – ответила я сыну из спальни, на ходу натягивая чёрную футболку.
–·Мама ты опять? – возмутился глядя на меня сын.
–·Что опять? – не поняла я, разглядывая себя в зеркало.
– Опять ты так некрасиво оделась! Я не хочу, чтобы ты выглядела как черная ведьма. Будь такой же красивой как чужие мамы!
Я под другим углом взглянула на своё отражение, должно быть я дошла почти до последней точки своего падения, раз даже десятилетний ребенок говорит мне, что я плохо выгляжу. Надо меняться, не ради себя, мне и в таком виде комфортно, а ради Славика, совсем не хочется, чтобы он стал стесняться собственной матери.
– Я сейчас, – только и сказала я сыну, возвращаясь в спальню.
Там распахнув дверцы шкафа, я принялась снимать вешалки с платьями, они остались ещё с давних времен, времен, где я ощущала себя счастливой. Я их сто лет не надевала, повесила в самый дальний угол и забыла, возможно, удастся сейчас отыскать в них хоть одно платье подходящее случаю. Красное, коралловое, жёлтое и голубое – я тут же вернула на место, не готова я ещё надевать такие открытые и яркие наряды. За ними последовали ещё три платья, совершенно не подходившие для прогулки. На кровати осталось всего два наряда, один – белый многослойный