тут же вспомнил ножку стула в поле. Вытащил одну из газет и посмотрел дату – газеты и в самом деле были старыми, полугодичной давности. Он захлопнул багажник.
Ему надо было обдумать увиденное.
Он прекрасно помнил, что было написано в рапорте Мартинссона. Мартинссон добросовестно отметил, что все двери, кроме водительской, были заперты на замок. Багажник тоже.
Он стоял неподвижно.
Сломанный стул в багажнике. А одна из ножек – там, в глине. Мертвый водитель за рулем.
Он почувствовал раздражение – небрежный осмотр места происшествия, напрашивающиеся выводы. Потом немного остыл – Стен Торстенссон тоже не заметил ножку стула, не среагировал на запертый багажник.
Он медленно вернулся к машине.
Значит, Стен был прав. Его отец не погиб в автокатастрофе. Он пока еще не мог сказать, что именно… но что-то произошло тогда в тумане, на этом пустынном участке дороги. Там был как минимум еще один человек. Кто?
Никлассон вылез из своей будки:
– Хочешь кофе?
Валландер покачал головой.
– Не прикасайся к машине, – предупредил он. – Мы будем ей заниматься.
– Будь осторожен, – сказал Никлассон.
Валландер удивленно поднял брови:
– Что ты имеешь в виду?
– Как его звали? Ну, сына… Стен Торстенссон? Он тоже приезжал, смотрел на машину, а теперь и он мертв. Вот и все.
Никлассон пожал плечами.
– Вот и все, – повторил он. – Ничего другого.
Валландеру вдруг пришла в голову мысль :
– А кто еще приезжал? Кто еще осматривал машину?
– Никто.
Валландер поехал в Истад. Он порядком устал и ему никак не удавалось сообразить, как же истолковать то, что он обнаружил.
Но теперь он не сомневался. Стен Торстенссон был прав – за аварией скрывалось что-то иное.
В семь минут пятого Бьорк закрыл дверь в комнату для совещаний. Валландер сразу почувствовал, что настроение у собравшихся кислое. По-видимому, никому не удалось найти что-то серьезное, что могло бы повлиять на ход следствия. Такие моменты в полицейских фильмах отсутствуют начисто, мелькнула почему-то мысль. И все же он знал, что именно в эти минуты тяжелого, даже враждебного молчания работа не останавливается. Надо просто признать, что мы ничего пока не знаем и обязаны двигаться дальше.
И он вдруг принял решение – вспоминая эти минуты, он не мог сказать, почему; возможно, просто из тщеславного желания оправдать свое возвращение, доказать, что он по-прежнему полицейский, а не развалина, не изработавшийся и опустившийся старик, у которого не хватило достоинства молча уйти в тень.
Бьорк посмотрел на него, словно подбадривая. Валландер еле заметно покачал головой – еще рано.
– Ну так что у нас? – спросил Бьорк.
– Я обошел весь дом, – сказал Сведберг. – Весь дом, все подъезды, все квартиры. Никто ничего необычного не слышал, никто ничего не видел. Странно, но никто даже не звонил… Обычно звонят. Все словно вымерли.
Сведберг замолчал. Бьорк повернулся к Мартинссону.
–