даже без всяких документов! А у меня как-никак был уже план обмера той самой третьей приватизации, за те пять соток лишней земли исправно платилось, так что претензия председателя была, совершенно неосновательна, неразумна, только самой чёрной завистью можно было ее объяснить – у меня аж 30 соток (на себя, на мать, на брата), а у него всего 4 (но он может добавить через дорогу ещё шестью сотками!). Так надо было чухаться раньше, а не в последний срок. Тут от Валеры пахнуло и таким замшелым «совковым» (хоть и не люблю это паршивое словечко, но что было, то было; немало душ загубили подобные завистливые Валеры) в тяжелом прошлым, отчего оно и сгинуло: это при наших-то просторах жаться на 5 соток! – что даже видеть его стало невмоготу. Стал его избегать, на дорогу выходил через огород нижнего соседа, мимо колодца, ниже Валеры. Правда, там был риск встретиться с другим Валерой, тоже нашим ровесником, с 1939, мужиком теперь 63-х лет. С тем я долгое время был в отношениях приятельских, но вот тоже не могу видеть года 3—4, с тех самых пор, как начались порубки деревьев в лесу от Кипарисово. Этот Валера был в некотором роде оригинал. Построил премиленький домик из белого кирпича, и зимой приходил много (чуть не 15 лет каждую субботу – встаю только, смотрю в окно, а прямо снизу метров в полутораста белый дым столбиком (зимой-то большей частью с утра безветрие) – Валера уже здесь с первой электрички. Но печка-буржуйка стоит не в домике, а снаружи, поодаль, вверху участка, поближе к дровам, которых десятка полтора лет назад здесь было в изобилии от поваленных при расчистке дорог деревьев. Дымит печка, греет зимнее небо, кипит чайник на ней. Воды много, во дворе колодец. – Поставь печку в дом, греться будешь. – Нельзя, стены потрескаются! – …Дрова носились, пилились, кололись, опять носились, топились, конечно, не для обогрева жилища, а чтобы накопить золы для огорода – труд ни в коей мере не оправданный, но ставший для этого Валеры как бы ритуалом. Я мирился с таким чудачеством, потом, лет как 7, он построил рядом на участке сына уже деревянный добротный дом, с баней, и дымок из трубы уже не напрасно приветствовал меня субботними утрами чуть левее вниз. Но мало-помалу ближние дрова были повыжжены или по прошествии времени погнили – Валера стал попиливать деревья на пустующих участках. У нас продолжались весьма приятельские отношения, частенько он даже, когда бывала с ним подруга, хорошая женщина, работавшая в столовой, подзывал меня как следует перекусить. Много взял он у меня глины (у него, хотя тут близко, такой нет) на штукатурку и печку. Но вот как-то возвращаюсь 2-го января, в субботу в сумерках с рыбалки (тогда еще увлекался вовсю), Рыжий исходит лаем в сторону леса вправо и вверх, потом слышу – падает сваленное дерево. Звук негромкий, но тихо, и слух мой на такое наметан. Идти туда сразу не было ни времени, ни какого-либо желания. Воскресенье, следующий день, был лежачий – то ли после рыбалки, то ли на погоду,
