Вероника. Гвендолен Артерберк

и сказала:

      – Не стесняйся, давай посмотрим вместе.

      Она вскрыла конверт плоским ножом – подобным ножом мы дома намазывали масло – и вынула оттуда пачку пожелтевших фотографий. Видно было, что снимки были разного возраста – некоторые были фигурно обрезаны по краям, большинство – чёрно-белые, но встречалась и сепия, а несколько были цветные, но очень посредственного качества. Тётя стала перебирать фотографии и называть имена и фамилии, которые в большинстве случаев почти ничего не мне говорили. Я почти не вслушивалась в повторяющийся рефрен «…а вот это вот твой…», когда моё внимание привлек очередной снимок, с которого на меня смотрело морщинистое лицо седой женщины. Я не помнила, чтобы встречалась с ней в своей жизни, но это лицо показалось мне странно знакомым. Я смотрела и смотрела на него и вдруг вспомнила. А вспомнив, застыла, видение из прошлого полностью захватило меня.

      После того памятного зимнего визита тёти Нины к нам домой, я стала бояться засыпать в полной темноте, и мама мне включала на ночь какой-нибудь ночник. Как-то раз она, как обычно, включила мне неяркую зелёную лампочку, которая вставлялась прямо в розетку, погладила меня по спинке, пожелала «спокойной ночи» и оставила засыпать. Шторы были плотно задёрнуты, комната была освещена только ночником, но мне этого света было вполне достаточно, и я постепенно заснула.

      В середине ночи я внезапно проснулась, открыла глаза и обнаружила, что в комнате царит почти полная темнота. Ночь была безлунная, шторы очень плотные, а в ночнике, наверное, перегорела лампочка, и я осталась без привычного освещения. Я испуганно села в постели, натянув одеяло по шею и думая, что же мне делать – сперва позвать маму или броситься в комнату родителей самой. Но тут я вдруг обнаружила, что несмотря на кромешную темноту, я всё-таки что-то вижу. Из темноты начали проступать какие-то тени, медленно подходящие к моей кроватке. Это были люди, но как будто бы светящиеся изнутри, и это сияние позволяло мне видеть их контуры и отчасти отбрасывало тусклые отблески на окружающие предметы. Моя кроватка стояла в середине комнатки, соприкасаясь со стенкой только торцом изголовья. И фигуры беззвучно и не спеша приближались ко мне со всех сторон, а их очертания становились всё более отчётливыми. Я лежала ни жива, ни мертва, вцепившись руками в одеяло и подтянув колени к груди, боясь шелохнуться и издать хотя бы слабый шорох. Тишину не нарушало ничего, даже обычные городские звуки, казалось, пропали полностью. Фигуры окружили меня и на мгновение замерли в полной неподвижности, но затем начали расступаться, освобождая проход еще для одного призрака.