о том, как голодают в городе. С ним соглашались и не соглашались. Говорили, что им тоже трудно приходится, гнут спину с утра до ночи, а хлеба вволю не едят. Опять же, в городе купить что-то для семьи можно только за хлеб.
То, что так может закончиться бунт в родном селе, для Данилы было полной неожиданностью. Всю неделю он был в разъезде по соседним деревням. В тот злополучный день приехал домой уже после случившегося.
Было потом расследование, доходили слухи до села, что строго наказан открывший стрельбу. Но Данила знал, что это не так: «наказанный» также работает в уезде, ездит по деревням. Но в это село не заглядывал после случившегося ни разу.
Чтобы оградить от возможных дальнейших неприятностей своих племянников-сирот, Данила смог всем четверым дать свою фамилию.
Он был умный, рассудительный от роду, грамотный по образованности своей – закончил церковно-приходскую школу, затем, дважды в неделю посещал в уезде школу, организованную специально для комсомольского актива. Личность его была хорошо известна не только во всей волости, но и в уезде, где пользовался уважением. По бесплатному распределению газет среди населения он был в числе первых. Данила не замыкался в своем чтении, просвещал деревенскую молодежь, разъезжая по всей волости. Был активным строителем новой жизни, свято верил в наступление лучших времен для трудового народа.
Данила все свое свободное время, а у комсомольского вожака его было не так уж много, посвящал своим малолетним племянникам. Старшего Ваню сразу же стал заставлять осваивать грамоту: учил с ним буквы, складывал слоги. У племянника особого тяготения к грамоте не было, но он был большой ловкач: запросто мог расплакаться от внезапно возникшей боли в какой-нибудь части тела, дабы дядя сжалился над ним. Но часто спасением было вмешательство бабушки.
– Ладно, не забивай голову, видишь, какой он худенький, – бывало, начинает защищать внука Агафья.
– Мама, мозгам не надо большого тела. Их надо развивать. Жизнь новая настает. Неужели вы все не видите? Не все время будет так трудно. Очень скоро все вздохнут легонько, – уверенно говорил Данила.
– Дай-то Бог, – уступала мать сыну.
– Ладно, иди, показывай свои фокусы друзьям, – дядя отсылал мальчишку на улицу, освобождая от дальнейших занятий.
– Я вот Феденьку скоро буду учить, – улыбался Данила, подходя к самому младшему племяннику.
Ему уже исполнилось пять месяцев. Он хорошо сидел, узнавал своих и приветствовал улыбкой. Рос крепеньким мальчиком, окруженным всеобщей любовью, заботой, вниманием. Но больше всех с ним приходилось быть все же Ване.
– Бабушка и дядя Данила хитренькие, – часто плакался одногодкам паренёк. – Как будто я уже совсем большой, нянькайся с этим «пискуном». А если уж и большой, так лучше бы работал вместо них, пусть сами за ним смотрят.
Друзья относились с сочувствием, но ничем помочь не могли, у многих была такая же участь. Поэтому, получая