намекам, что на большее рассчитывать не стоит, ибо он и так оказал им более чем достаточную помощь, почти полгода предоставляя стол и кров в Норланде. Пасынок, то и дело сокрушался, что жизнь дорожает с каждым днем, расходы по содержанию дома все время растут и что он, как человек, занимающий не последнее положение в свете, вынужден поддерживать свой имидж, что тоже стоит денег. Джон был так убедителен, что со стороны могло показаться, что он задавлен нуждой и вынужден считать каждый пенс.
День отъезда пришел также внезапно, как и приглашение из Девоншира. Не прошло и двух недель, как миссис Дэшвуд получила первое письмо от сэра Джона Миддлтона, как всё уже было готово к отъезду. Дом был убран, столовое серебро, скатерти и маленькое фортепиано Марианны доставлены, оставалось только прибыть самим хозяйкам.
Как это часто бывает перед отъездом, радостное ожидание сменилось у дам ностальгией и две из них самые чувствительные, мать семейства и Марианна, даже всплакнули на дорожку.
– Милый, мой милый Норланд! – шептала Марианна, гуляя в одиночестве у порога отчего дома в последний вечер перед отъездом. – Мы еще не уехали, а я уже скучаю по тебе! Есть ли еще такое место на земле, где я снова смогу почувствовать себя дома. Милый сердцу уголок, возможно, я последний раз вижу тебя в сумерках вечернего сада и больше никогда не переступлю твоего порога. Тенистые аллеи, завтра вы будете также встречать тихим шелестом первые звезды, но всё это будет уже без нас, и ни один лист не упадет с этих густых крон от того, что нас здесь больше нет. Мы больше никогда не увидим вас, но кто ещё кроме нас сможет восхититься вами!
Глава 3
Рано утром подали экипаж. Миссис Дешвуд с тремя дочерями, наспех простившись с Джоном и Фанни, отправились на Запад. Первую половину пути их одолевали тягостные чувства от этого поспешного и равнодушного прощанья, которое перечеркнуло последние десять лет их счастливой жизни, но чем ближе они подъезжали к Девонширу, тем легче становилось на душе. За окном кареты проносились сочные зеленые луга и перелески в легкой осенней дымке, а сам Бартон-Вэлли, как только они въехали туда, привел их в настоящий восторг. Первозданные густые леса и простор лугов, не знавших острой косы, сразу покорили впечатлительных леди. Проехав еще около мили, они, наконец, достигли собственного дома, который просто утопал в зелени. Высокая ограда была так плотно увита жимолостью и плющом, что они не сразу заметили среди бойкой листвы романтичную калитку, которая, казалось, сама приглашала усталых странниц войти.
Что касается самого дома, Бартон Коттеджа, то он был довольно маленький, но весьма уютный. Это был, в общем-то, обычный летний дом со всеми недостатками временного жилья: старая черепичная крыша, ставни, непокрашенные в зеленый цвет, как это приличествует особняку, и густо увитые плющом стены. Маленький коридор вел прямо через дом в такой же маленький сад. Справа и слева от него располагались крошечные гостиные, не больше восьми шагов