в полуразрушенном здании – один с пистолетом против нескольких ублюдков с АК-47 – смешно. Окружат здание и не спеша завалят… хорошо, если живьём не возьмут. Ноги, ноги, ноги… вот то единственное, что может его на хрен спасти.
Едва не хрястнулся, поскользнувшись на чем-то, но все же удержался на ногах. Выскочил на улицу. Крики, шум. Минометный обстрел уже превратился, люди собирали погибших и раненых, где-то громко и страшно выла женщина. Какой-то козёл попытался его остановить, он сшиб его с ног как в футболе и ринулся дальше.
Ему нужно было заскочить в один из домов… дальше проскочить через него, вырваться во двор и бежать дальше. Двери здесь, в мусульманском районе, как, впрочем, и в других, днем никогда не запирались, сами они были такие – одним пинком можно вынести. Он с силой, всем телом ударил в дверь… она выстояла. Уже понимая, что дело дрянь, он бросился к другой… и в этот момент в спину как молотком ударили. Падая, цепляясь за стену, сержант Бунт услышал, как со всех сторон загремели автоматы Калашникова…
Пробуждение было тяжелым. Болезненным. Медленным. Какое-то время он пребывал словно в забытьи. Он чувствовал, как к нему прикасаются. Слышал голоса. Ему причиняли боль, но он не понимал, кто и зачем. Потом он снова – нырял в темную воду беспамятства.
Но в этот раз – он проснулся. Точнее – очнулся. От боли. Он замычал и дернулся…
– Тихо, тихо, тихо…
Говорили по-английски.
Второй раз – он увидел свою спасительницу на следующий день. Полноватая негритянка средних лет, её плохо было видно. Через окна, заделанные каким-то картоном и осколками стекла сочился дневной свет, вокруг не стреляли, он лежал на каком-то топчане, и ему было жарко. И больно.
– Так…
Женщина с совсем не женской силой повернула его, принялась рассматривать раны. Потом – сдернула повязки, так что он замычал от боли…
– Вот… так.
Судя по всему, женщина была врачом. Она посыпала его рану каким-то порошком, вызывающим жжение, потом – приложила лист какого-то растения и наложила кусок чистой ткани поверх. Потом – привязала всё это.
– Вот… так… теперь ложись.
Сержант решил, что дальше скрывать свое знание английского бессмысленно. Если бы его хотели убить за то, что он здесь сделал – его не стали бы лечить. Возможно, от этой женщины он узнает, где он и в чьих руках…
– Вы… говорите по-английски… – вытолкнул через пересохшее горло сержант.
– Ого.
– Дайте… попить.
Вода была в старой пластиковой бутылке, теплая и противня. Но сержант пил и пил, пока его спасительница не отняла бутылку.
– Все… хватит. Пока больше нельзя.
– Кто вы?
– Я… Алима. Меня так зовут…
– Необычное… имя.
Негритянка улыбнулась.
– О… перед нами кавалер… гроза женских сердец.
– Кавалер… – для сержанта это слово было необычным, хотя он понимал, что оно означает.
– Да…