их насмешки, а только усмехался и скорее уходил. Петру не водил компании с веселой разгульной цыганской молодежью, сторонился он и от девушек цыганок, никогда не принимал участия в их играх и плясках, как ни звали они его. А часто молодые цыганки засматривались на красавца Петру; каждая из них охотно стала бы его женой и не посмотрела бы на то, что он так беден. Да и красив же был Петру, прямо на редкость: высокий, стройный, его густые, черные кудри вились кольцами почти до самых плеч; темно-карие глаза смотрели смело и открыто, тонкие правильные черты лица были словно отлиты из бронзы, а на щеках играл здоровый румянец.
Но почему же молодой красавец Петру сторонился юных цыганок? Для кого копил он деньги? Неужели он был на самом деле скрягой?
На самом краю деревни, в которой часто работал Петру, в бедной хижине жила старуха со своей падчерицей Марией. Одиноко жила старуха. Ни к кому она не ходила, да и к ней никто не ходил. Все в деревне побаивались ее. Дурная шла об этой старухе слава по деревням. Говорили, что она – злая колдунья, научившаяся всякому волшебству у ведьм и страшного, толстого ниваша, речного духа с огненно-красными волосами и бородой, который выходил к ней по ночам из реки, протекавшей недалеко от деревни. Не любили и боялись старухи крестьяне, а чем больше боялись, тем больше жалели Марию, добрую, приветливую девушку, красивую и нежную, как незабудка.
К этой-то старухе часто ходил красавец Петру, но не ради ее искусства, а ради Марии. Часто поздним вечером, когда старуха, кряхтя и охая, словно у нее все кости болят, ложилась спать, приходил красавец Петру к хижине и ждал, когда выйдет Мария. Вот тихо скрипнула дверь. Озираясь по сторонам, нет ли кого на улице, переступила Мария порог, сделала несколько шагов в густых сумерках приближающейся ночи и очутилась, словно птичка, окутанная сетью, в объятиях Петру.
– Ах, Петру, как ты меня испугал, – шепчет чуть слышно Мария, – я хотела уже вскрикнуть от испуга, насилу удержалась.
– Что ты каждый раз пугаешься меня? Ах ты, трусиха, трусиха! – крепко целуя Марию, ответил Петру. – Что ты так долго не выходила? Я ждал, ждал тебя. Думал, что ты так и не выйдешь. Пойдем, сядем под дерево, мне нужно о многом поговорить с тобой.
Обнявшись, пошли Петру и Мария к высокому буку и сели.
– Послушай, Мария, – сказал Петру, – ты знаешь, как я люблю тебя. Я жить не могу без тебя. Мне кажется бесконечным день, если я не увижу тебя; хоть издали. Теперь уже осень. Скоро наш табор уйдет далеко отсюда, туда, где живём мы зимой. Я не переживу без тебя целую долгую зиму. Пойдем со мной. Будь моей женой. Как буду я любить тебя, беречь и ласкать! Ты ни в чем не будешь нуждаться; я достаточно скопил денег, чтобы безбедно прожить на них зиму, да и работа кое-какая найдется, а там настанет весна, опять работы будет вдоволь, только не надо лениться, и жить можно будет хорошо. Если ты любишь меня, то пожалеешь меня и пойдешь со мной.
– Да разве можешь ты, Петру, сомневаться в моей любви! – ответила Мария, обняв молодого цыгана и глядя ему в глаза. – Хоть на самый край света готова я идти за тобой. То, что ты беден, меня не пугает,