к цифре семь. Времени, после которого Он должен быть дома. Там его семья ждет к ужину. Жена и двое взрослых сыновей.
Пятьдесят пять лет! Некоторые мужчины в его возрасте выглядят куда хуже, чем он. Лысиной и животиком обзаводятся. Потеют некстати, краснеют лицом от натуги, предпочитают автомобиль и лифт. Поджарый, мускулистый, с волнистыми, красиво посеребренными волосами на голове, Он манил женский взгляд. Машина у него была, конечно, служебная. Медленно ехала за ним полдороги с работы и на работу. Ходьба прибавляет здоровья, по его мнению. Работа в ФСБ давала ему такую возможность и неограниченное общение с женщинами. А были они на службе все как одна, практически на одно лицо. Дресс-код в одежде, дресс-код в обличии, дресс-код в поведении. Во всем дресс-код! Под козырек и – всегда «готовы». Он посещал спортивный зал, бассейн, массажный кабинет. У него всегда были обработаны ногти на руках и ногах. Мало того, они покрывались невидимым лаком. Не бесцветным лаком! Нет! Именно невидимым. Жена, как гуттаперчевая кукла, никогда не опускала подбородок и не смеялась. Это прибавляет морщин. Ей они ни к чему. Укладывалась спать в специальном шейном воротнике. От этого воспоминания его передернуло всего.
– Именно для этого я прихожу сюда, – не меняя интонации, не отводя глаз от телевизора, проговаривает в пространство комнаты любовник.
– Для чего? Я не поняла тебя.
Ее голова лежит на крае кожаного блюдца.
– Любоваться тобой. – Он кашлянул и расстегнул еще одну пуговицу на рубашке.
– Так кто же тебе мешает? – Голова лениво перекатилась по креслу в его сторону.
– Ты.
– Я?
– Да.
После паузы спросила:
– Как это возможно?
Фраза в форме вопроса, но звучит безлико.
Гладко прибранная кровать с покрывалом без единой складочки ехидно наблюдает за происходящим в комнате. Эти два кресла стали ей ненавистны. Раньше она знала свое предназначение даже среди дня, сейчас она всеми брошена и забыта. Она могла заснуть в кресле с вечера и только после полуночи улечься в кровать. Он так вообще перестал двигаться и передвигаться по комнате. Стало негде. Вошел в комнату, уперся коленями в свое кресло. Сел смотреть на нее. Смотреть стало нечего. Она стала не та. Старое кресло скрипело всем, чем можно было скрипеть. Оно было таким старым, и узким, и низким, что, сидя в нем, ей приходилось постоянно менять положение своего красивого дородного тела. Так, поворочавшись с полчаса, она укладывалась на кровать, чтобы дать отдохнуть телу и потянуться всласть. Распускалась на ней большим экзотическим цветком. Мужчина незамедлительно вставал, быстренько производил одни и те же манипуляции и быстренько так уходил. Она приводила в порядок растрепавшуюся косу и подолгу стояла на кукольном балкончике в два шага. У нее кукольный балкончик, у него кукольная жена. Хоть что-то есть общее.
– Ты стала другой. Я тебя не узнаю.
– Ты для меня прежний.
Она не шевелится.