б еще дольше собиралась, – хмуро заметил Кондрат. – В кабак, что ли, собралась?
– Не твое дело! Ванную принимала, понял?!.. А чего вы притихли, как на… Эрос, кого хороним?
Эрос, хмыкнув, отвел взгляд: да-а, интуиция Ален никогда не подводила!
– А что за пацан коньки откинул? – как ни в чем не бывало девушка уселась любимому на колени, по-хозяйски провела ладонью по его светло-каштановым кудрям. Эрос скривился, почувствовав, как охотно отозвалась его плоть на упругую тяжесть девушки, на ее легкие требовательные ласки.
– Не пацан, мужик почти, – поправил Кондрат. Ничуть не смущаясь, он разглядывал светившуюся любовью Ален. Ей было все нипочем.
– Почти мужик? Это как? – улыбаясь, Ален продолжала ерошить Эросу волосы. – Наполовину спал с девушкой, наполовину – нет? Так что ли?
– Ну, 28 ему уже.
– Двадцать восемь мне уже, поцелуй меня везде… А как зовут? – на миг прервав ласки, отчего Эрос тут же облегченно вздохнул, она посмотрела Гапону в глаза. – Как звали его?
– Савл.
– А, Савл, – с напускным безразличием скривив губки, Ален вновь обратила светящийся взгляд на любимого.
– Савл? – удивленно переспросил Палермо. – Шо еще за гуманоид?
– У-у, Палермо, какая ж ты темень! – возмущению Гапона не было границ. Правда, непонятно, что его так завело – ограниченность Палермо или откровенная сексуальность Ален: девушка прижалась к Эросу и запустила руку ему между ног. Зыркнув на мгновение на влюбленную парочку, Кондрат уставился на Палермо. Казалось, Гапон был готов испепелить его. – Наверное, кроме «железа» своего и «виндовс экспи» больше ничего не знаешь!
– Почему ничего? А «фронт пейдж», а «макромедиа флэш»? – обиделся Палермо.
– Савл – это Павел Рябцев, – отстранив от себя девушку, отчего-то глупо хихикавшую, Эрос встал с дивана.
– Но при чем тут Савл?
– Блин, ну ты и тормоз, Палермо! – Кондрат рвал и метал. Похоже, совершенно искренне.
Эрос казался намного спокойней. Он подошел к Палермо и вдруг обнял его за плечи.
– Метод-перевертыш. Настоящее, еврейское имя апостола Павла – Савл. А Кондрат решил поступить наоборот: назвал Рябцева…
– По-еврейски, что ли? Ну ты и приколист, Кондрат! – криво усмехнувшись, Палермо во все глаза уставился на Кондрата. Словно ждал от него подвоха: не приведи Господи, Гапон и его как-нибудь обзовет-приговорит. Вот уж воистину: сначала было слово, а затем уж кому как на роду написано – жизнь або…
– Погодите, мальчики, я все равно не пойму, о ком идет речь. Рябцев? Что-то не помню такого парня.
– Та-ак, еще одна. Ха, хотя чему я удивляюсь – ты ведь, кроме своего Эроса, никого не замечаешь. Из принципа, да, Ален?
– Ладно, Кондрат, не задирай ее, а то дюже умный. Рябцев, Ален, – ты должна его знать. Пижон из второго подъезда. Мать в загранке, денег валом, живет сам… У него еще такой розовый пиджак в клетку и бакенбарды. Красные, почти ржавые. Савл… Паша их красил.
– Чего, баки,