проходит. Когда мы подъезжаем к замку де Со, он берет себя в руки.
Каштановая подъездная аллея заканчивается, и перед нами вырастает замок, от вида которого у меня перехватывает дыхание: над крепостным рвом, заросшим кувшинками, вздымается громада башен и заостренных крыш. За широким каменным мостом раскинулся огромный двор с фонтаном посередине.
– Богиня Диана, охотница, – говорит Шарлот.
Она великолепна. Как туго скрученная пружина, дерзкая и опасная.
Шарлот усмехается.
– Так и знал, что ты оценишь.
Мы ужинаем в безмолвном великолепии длинной столовой, увешанной зеркалами и огромными полотнами с изображениями мужчин и женщин в римских тогах, на которых с одобрением смотрят херувимы, ангелы и даже сама Пресвятая Богородица. Все они, как я понимаю, – предки Шарлота. К каждому едоку приставлен личный лакей: когда в их помощи нет необходимости, они отходят к стенам. На лакеях короткие белые парики и ливреи геральдических цветов де Со: красного и зеленого. Когда я чересчур пристально вглядываюсь в одного из слуг, Шарлот пинает меня под столом.
Во главе стола сидит его отец. Голову герцога украшает старомодный парик: волосы спадают на плечи. Он делает все очень медленно – от чтения молитвы перед едой до поднятия кубка с вином, – ничуть не сомневаясь, что мир будет ждать, сколько его светлости угодно.
За противоположным концом стола сидит мать Шарлота в шелковом зеленом платье и шали на плечах. У нее пышная высокая прическа. Напротив Шарлота сидит старшая сестра Маргарита, выглядит она очень взрослой и вполне могла бы сама быть герцогиней: ведет она себя куда спокойнее и царственнее. И еще она поразительно красива. Гораздо красивее матери. Похоже, дар притягивать восхищенные взгляды она унаследовала от отца. Напротив меня сидит Виржини и хмуро разглядывает тарелку с супом из оленины. Непонятно, что вызвало ее недовольство: суп, тарелка или общество. Зато младшая сестра Шарлота Элиза вовсю щебечет: о дороге, о том, какой Шарлот стал взрослый, о голубой ленте для волос, какую ей хочется. В конце концов мать приказывает ей замолчать, и Элиза тоже хмуро утыкается в тарелку.
В Марго и Шарлоте пылает одинаковый огонь, которого недостает Виржини, а может, и Элизе – впрочем, она еще слишком юна. В Марго это пламя горит спокойно и размеренно, в Шарлоте – обычно бушует, но сегодня едва тлеет. Угощают нас наверняка вкуснейшими блюдами, однако я ем без разбора, лишь бы дотянуть до конца ужина. Стол я покидаю с набитым до отказа животом, и при этом я все еще голоден.
– Прости, – извиняется Шарлот, когда мы возвращаемся в наши смежные комнаты. Одна – спальня Шарлота, а вторая – его же гардеробная, которую освободили по случаю моего приезда. Теперь в ней стоит огромная кровать, тумба с тазом для умывания и большое напольное зеркало.
– За что?
– Сам знаешь. За моих родных.
– Сестры всегда приседают перед тобой в реверансе?
Шарлот всерьез задумывается над моим вопросом, словно бы никогда его себе