я, и тогда я нанес второй удар – столь сильный, что у меня на костяшках лопнула кожа. Обидчик был на несколько дюймов выше и явно старше меня, но от удара он упал на землю и съежился.
Школу Сен-Люс огораживал ржавый кованый забор; в стене главного здания была арка, которая вела во внутренний двор.
– Эй, ты кто такой?.. – К нам плелся какой-то старик. – Отвечай.
– Жан-Мари.
Какой-то другой мальчишка рассмеялся и тут же умолк под сердитым взглядом старика.
– Он еще маленький и не знает наших порядков. Дайте ему две недели передышки. Поняли?
– Да, учитель.
– Фамилия у тебя есть?
– Д’Ому, господин… Жан-Мари Шарль д’Ому.
Он нарочно меня спросил, чтобы остальные узнали мое имя – это я понял лишь много лет спустя. Доктор Морел, семидесятилетний старик, был прежним директором школы и отцом нового директора. Мне он показался древним старцем. Положив руку мне на плечо, доктор Морел повел меня сквозь арку в темный внутренний двор, на который со всех сторон выходили окна классных и жилых комнат. В противоположной стене я заметил арку поменьше.
– И ты иди, – бросил он через плечо моему обидчику. Тот неохотно поплелся за нами.
– Дюра, – сказал мальчик, протягивая руку.
Я недоуменно уставился на нее.
– Надо пожать.
– Ты же меня ударил!
– Ну и что? Так положено.
Я взял его за руку, и он кивнул.
– Эмиль Дюра. Второклассник.
Старик обернулся и с улыбкой смотрел, как мы пожимаем друг другу руки.
– Не опаздывайте, – сказал он Эмилю, – но сперва познакомь его с классом.
– Каким?
– Читать умеешь? – спросил меня старик.
– Да, господин. – Старуха научила меня остальным буквам алфавита.
– Сколько будет пятьдесят минус двадцать?
– Тридцать, господин.
Старик задумался на миг, а потом объявил:
– Будешь учиться в моем классе. Отвечает за тебя Эмиль. А в наказание…
– Господин… – хотел было возразить Эмиль.
– Думаешь, я поверю, что он ударил тебя первым?
– Пока моя вина не доказана, я не виновен. Верите вы мне или нет.
Доктор Морел вздохнул:
– Всю эту казуистику оставь дома, Дюра. Оставь ее таким людям, как твой отец. – Он обхватил лицо Эмиля ладонями и резко повернул к себе. – А теперь говори правду: это ты ударил первым?
Лицо у мальчика было узкое и настороженное, кудри темные, а ногти чистые. Это меня удивило. Я еще никогда не видел чистых ногтей.
Эмиль обдумал вопрос учителя.
– Да, господин.
Так я познакомился с Эмилем Дюра, сыном адвоката. Он учился здесь потому, что за его учебу платил отец. По выходным Эмиль уезжал домой, отчего остальные относились к нему с долей презрения и восхищения. Его отец был очень богат, а поскольку школа Сен-Люс предназначалась для детей обедневших дворян (таковых хватило на пять классов по сорок человек), это тоже делало его чужаком. Именно потому мальчишки заставили