уступил место опрятному дворику, а стояли мы перед резной калиткой, за которой каменная дорожка вела к приземистому дому из брёвен.
– Ярви, хорош издеваться! – Друг вертелся на месте и бешено махал руками, то ли от раздражения, то ли от комаров.
– Пошли, – я подмигнул и хлопнул Плута по рюкзаку. – Может, нас ждёт иллюзорный ужин.
Дверь избы открылась, и на пороге появилась прелестная девушка… для Плута, разумеется. Настороженным взглядом нас встречала сухонькая старушка, чей возраст и гадать не имело смысла.
– Вы кто такие? Чего припёрлись?
Контраст между увиденным и услышанным произвёл на друга настолько глубокое впечатление, что я сжалился и явил ему истину. Сморщенное лицо старухи могло вызвать только неприязнь, а самым гадким казалось огромное родимое пятно на щеке. Плут похлопал глазами, взбодрился и разулыбался, видимо, решив пустить в ход своё безотказное обаяние.
– Дорогая бабуля, не…
– Слушай, смертопоклонник, заткни эту никчёмность! – я с трудом подавил улыбку: чуть ли не впервые ко мне обращались как к главному. – И не скалься, а объясни, какого лешего ты тут ошиваешься, пока я терпение не потеряла!
– Почтенная Лаэлин, – я поклонился, насколько это возможно с рюкзаком на плечах. Отец сказал, что ей нравится вежливость и учтивость, но без наглости. – Вам привет от Генка Замша.
Взгляд старухи не то чтобы потеплел, но, по крайней мере, перестал буравить насквозь.
– Вот как… Ну, проходите. Еда и ночлег для посланцев у меня найдутся…
К концу сытного ужина Плут зазевал и вдруг уткнулся лицом в стол. Старуха несколько раз сильно толкнула его – Плута мотало, как куклу, но он не просыпался, – затем повернулась, набычишись, ко мне:
– А теперь выкладывай, чего этому хрычу Замшу надобно?
– Мой отец скромно попросил, – я старался отвечать вежливо и обходительно, – если это в ваших возможностях, вернуть старый маленький должочек.
– Твой отец! – Лаэлин вскинулась и снова засверлила меня взглядом. – Видимо, он – твой отец – очень тобой дорожит. Ну, долг есть долг – платежом красив. Цеди свои капли, я сейчас…
– А это обязательно? – в глубине души я надеялся, что обойдётся без Ритуала.
– Боишься, детей не будет? – старуха разразилась противным гоготом. – Да с твоей рожей тебе и так не сильно светит!
Я промолчал: популярностью у женщин я не пользовался, особенно на фоне милашки Плута. Но главным было не это, а проклятый слепой случай, могущий при Ритуале, убивающем часть твоего тела и дарующем этой части бессмертие, указать на ткань, связанную с деторождением. Мой приёмный отец как раз стал жертвой неудачного поцелуя, и, видимо, старуха об этом знала.
– Обиделся? В больное место попала? – Лаэлин осклабилась так, что стали видны похожие на скалы коренные зубы. – Ты наливай, наливай…
Пока я цедил Молоко, старуха вернулась с початой бутылью и что-то подлила в моё зелье. Ничего не произошло, ни цвет, ни запах не поменялись.
– Держи меня за руку, – повелительно