два Зала к востоку отсюда – будет затоплен на час. Однако Вода будет по щиколотку и до нас не доберется.
Он кивнул, однако тревожиться не перестал и довольно скоро ушел.
Вечером я пошел в Восьмой Вестибюль ловить рыбу. Про разговор с Другим я не думал, а думал про ужин и как прекрасны Статуи в Закатном Свете. Но когда я забрасывал сеть в Воды Нижней Лестницы, у меня перед глазами возник образ. Я видел черную загогулину на сером Небе и проблеск красного; слова плыли на меня – белые слова на черном фоне. Одновременно раздался грохот, а во рту появился металлический привкус. И все эти образы – на самом деле не более чем призрачные обрывки образов – были как-то связаны со странным словом «Шарф-бери». Я пытался удержать их и рассмотреть, однако они растаяли, как сон.
Белый крест
Запись от Тридцатого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Если ты прочтешь мой предыдущий Дневник (тетрадь № 9), то увидишь, что я очень мало писал в последние месяцы прошлого года и в первые полтора нынешнего. (Так иногда бывает по причине, которую я объясню дальше.) За это время случилось событие, которое мне хочется описать. Я сделаю это сейчас.
Это произошло в самый разгар Зимы. Снег нападал на Ступеньки Лестниц. На каждой Статуе в Вестибюлях был плащ, покрывало или шапка снега. Каждая Статуя с простертой Рукой (а таких много) держала сосульку, словно обращенный книзу меч, либо сосульки висели по всей длине Руки, точно оперение.
Я знаю, но всегда забываю, насколько сурова Зима. Холода тянутся и тянутся; согреваться очень трудно. Каждый год с приближением Зимы я поздравляю себя, что насушил много водорослей для костра, однако с течением дней, недель и месяцев все больше сомневаюсь, что мне хватит запасов. Я ношу столько одежды, сколько могу на себя натянуть. Каждую пятницу я проверяю запасы и рассчитываю, сколько водорослей можно жечь в день, чтобы хватило до Весны.
В Двенадцатый месяц прошлого года Другой приостановил свои поиски Великого Тайного Знания и отменил наши встречи, поскольку, как он сказал, было слишком холодно стоять и разговаривать. Пальцы у меня немели, почерк ухудшился, и я через какое-то время вообще перестал делать записи.
Примерно в середине Первого месяца налетел Ветер с юга. Он дул несколько дней кряду, и, хотя я изо всех сил старался не жаловаться, для меня это было тяжелым испытанием. Ветер заносил в Залы колючий снег. Дул на меня ночами, когда я спал в Третьем северном Зале. Завывал в Вестибюлях, подхватывая пригоршни снега и обращая их в призраков.
Ветер – это не только мучения. Иногда он задувал в трещинки и мелкие полости Статуй, и те обретали голос. Я впервые слышал, как Статуи пели и свистели, и смеялся от восторга.
Однажды я встал рано и пошел в Сорок третий Вестибюль. Залы, через которые я шел, были серыми и сумрачными; в Окнах лишь угадывался Свет – и даже не сам Свет, а его идея.
Я намеревался собрать водорослей и для еды, и для костра. Обычно я жду, пока Весна, Лето и Осень их высушат. Зимой слишком холодно и сыро.