Егор Алексеевич, в незнании родной географии весьма сложно. Но! Вы только представьте себе, мой друг: после того как мы уже хорошо узнали друг друга, успели вместе плодотворно поработать, этот новый срок и новые условия станут для нас пыткой! А сколько эта пытка может продлиться, лишь одному родному медуправлению да главврачу известно…
– Знаешь что, Сергеич! А ты не кипишуй! Сам себя до истерики-то не доводи, чай не на митинге! Ты лучше меня послушай да подумай, как следует: что да как нужно сделать…
– Это вы про комара и его чувствительный к подточке нос, коллега?
– А то?! Коли сам говоришь, что чудакам буйным разным нельзя все откровенно поведать да верно растолковать, так и неча бисер…
Короче, хоть ты и профессор, а ума житейского в тебе не шибко! Накажем журналисту нашему, чтобы все отпечатал правильно, по-человечьи. Чтоб никого наша правда-матка не оскорбила или в кураж какой не ввела! Ясно ли сказываю, Сергеич?
– Сомневаюсь я, Егор Алексеевич…
– В ком? В Жорке-журналисте? Пустое! А коль не справится, так мы ему враз растолкуем…
И вот тогда сам увидишь, профессор ты наш, какая она прекрасная и удивительная… эта писательская судьба! Жизнь и судьба творческих людей!
– Таких, как… мы с вами?
– Да, Сергеич! И при всем при том – членов нашей больничной «А. М. Лиги», разумеется!
– Будем считать, что вы меня успокоили, Егор Алексеевич! Но… почивать на лаврах будущего не в нашем стиле, дружище! За работу, коллега! За работу!
Часть первая
«Il Diavolo sta nei dettagli»
(Дьявол скрыт в «мелочах»)
Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела. Она улетела, а тоска осталась необъясненной, ибо не могла же ее объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие… пришло бессмертие…» Чье бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке.
– Хорошо, – сказал Пилат, – да будет так.
Глава
Справедливые упреки (через две недели после печати сборника)
– Признаться честно, профессор, именно такой негативной реакции на нашу книгу я и ожидал от Егорши! Но вы?! Вы-то, кажется, должны бы согласиться со мной в том, что печатать тексты рабочей стенограммы «А. М. Лиги», записанные рукой нашего поэта Вани Бессонова это… это, простите – нонсенс! Во-первых: это было бы никому не понятно!
– А у тебя там сейчас все понятно, как божий день?! Не оправдывайся, Жорик! Скажи уж прямо, что хотел прославиться за счет нашего больничного коллектива? И вообще, написано все занудно как-то! Сергеича-профессора (!) каким-то чудиком-пенсионером выставил. Меня – полоумным да дурным! А где тобой отражены в этой «поэме» наши творческие баталии в пылу жарких философических споров?! Короче, пресноватым у тебя литературный рассол получился. Я тебе это как