Лилит. Анжелика Москвитина

прошаркал к столу, где остывала разлитая уже по рюмкам водка. У Гены забурлил от страха живот и прилип к спине. К горлу подступила тошнота.

      – Я не по этой части, господа, – пролепетал Гена, надеясь пробудить в собеседниках зачатки разума.

      – Видим мы, по какой ты части, – продолжал старик, – у тебя нет вариантов, или ляжешь рядом с ним.

      Аргумент был убедительным. Если не избежать насилия, значит, надо расслабиться и получить удовольствие. Поняв, что сопротивление бесполезно, Гена дрожащими руками открыл чемоданчик и достал тюбик тонального крема. Он умел отдаваться работе со страстью. Сосредоточившись на работе, Гена старался думать о трупе как о живом, только спящем. Это помогало. Мастерство не пропьешь. Через час все закончилось. Мысли, выйдет ли он из этой передряги живым, не давали покоя. А вдруг им надо убрать свидетеля? Никто не станет искать бедного престарелого гея, уж гейское сообщество точно не заступится, и он никогда больше не увидит маму и ждущую на кухне Машку. Жаль, он ей не сказал, куда конкретно поехал.

      Он отошел от гроба, прищурился, как бы рассматривая свою работу, и, удовлетворенный, выдохнул:

      – Все, принимайте.

      Старик поднялся из-за стола, прошаркал обратно к гробу, молча уставился на лицо покойника, постоял. Его каменное лицо изменилось ни на йоту.

      – Ну как? – Любопытство и гордость за свою работу не покидали Гену даже в эту минуту.

      Старик медленно перевел взгляд на Гену и молча продолжал смотреть стеклянным взглядом. Перед Гениными глазами пролетела вся его жизнь, он кожей ощущал, как из-под краски на висках начала проступать седина.

      – Хорошая работа, – наконец сказал старик. – Отвезите его. – Он махнул головой кому-то в темноту.

      Гена быстро собрал свои манатки и ринулся к выходу, даже не обернувшись к столу с сидящими за ним мужиками. На улице, глотнув свежий воздух свободы, он быстро юркнул в мерседес и с надеждой, что его все-таки повезут домой, а не в лес, автоматически пристегнулся и стал ждать своей участи. Машина плавно тронулась и двинулась в сторону города, и примерно через полтора часа остановилась у подъезда. Водитель достал конверт и молча притянул его Гене. Взгляд водителя был красноречив. Гена в полуобморочном состоянии схватил конверт и открыл дверь машины. Будучи человеком умным, он понимал, что никакие предупреждения о том, чтобы молчать, не и нужны, и так ясно, что если он откроет свой рот, то ему его закроют, где бы он ни был, и к его гробу никакого визажиста вызывать не будут. Да и будет ли вообще этот гроб?