тысяч вёрст собаки надрывались, а ради чего?!
И день был испорчен. Не помогло уже потом ни то, что адъюнкт проиграл в шахматы, тем более нарочно, ни то, что Черепухин рассказал очень весёлую историю про попадью, ни даже то, что Степанида совсем не смотрела в адъюнктову сторону, а всё больше только в капитанову, и вот так моргала, и…
Ну и так далее.
Да, и ещё: а Шалауров опять не пришёл.
Пришёл он уже только назавтра, в понедельник, сразу в съезжую. И привёл с собой Софрона Пальцева, известного на весь Нижнеколымск мастера по плотничьему, столярному и лодочному делу. Привёл, а представлять не стал. Софрон остановился при пороге и с достоинством молчал. Да капитан его и так узнал, Софрону было лет под пятьдесят, он был невысок ростом, жилист и приметчив. Он и сейчас, посмотрев на сидящих, чему-то своему кивнул. Но ни словечка не сказал!
– Софрон Пальцев? – спросил капитан, улыбаясь.
– Он самый, – кратко ответил Софрон.
А Шалауров сразу зачастил:
– Вот, господа хорошие, прошу любить и жаловать: это наш здешний мастер и профессор всех нужных наук, Пальцев Софрон Лукьянович! Он всё умеет – построить, разобрать и опять построить, но уже по-новому. Вот я и думаю взять его к себе в долю, чтобы скорее дело шло, чтобы пока господин лейтенант морской службы к нам приедет, у нас бы всё уже было готово в наилучшем виде.
Адъюнкт посмотрел на Софрона. Софрон в ответ посмотрел на адъюнкта. Адъюнкт усмехнулся и спросил:
– Так говоришь, всех наук?
На что Софрон слегка нахмурился и вполне с достоинством ответил:
– Про все науки не скажу, но за которые брался, те освоил.
– И чертежи? – спросил адъюнкт.
– И чертежи, – сказал Софрон.
Адъюнкт посмотрел на капитана, капитан кивнул. Адъюнкт порылся по столу, вытащил один из чертежей и подал Софрону. Тот взял его, начал рассматривать. Адъюнкт не удержался и сказал:
– Ты его боком держишь.
– Мне так удобнее, – сказал Софрон, продолжая держать как держал. Потом сказал: – Это стоячий такелаж. Почти как на галерах.
– А ты галеры видывал? – спросил адъюнкт.
– Я на них езживал, – сказал Софрон и, усмехнувшись, прибавил: – Три года.
– Это хорошо! – сказал адъюнкт. – Значит, ты это дело знаешь. А вот это что такое? – и показал второй чертёж.
– Это шпангоуты, – сказал Софрон. – Это суть корабельные рёбра.
– А это?
– Это парусные рифы. Их берут…
– Ладно, ладно! – перебил его адъюнкт. – Это уже не наше дело. Наше дело собрать две дупель-шлюпки. Или, для начала, хотя бы одну. С тем расчётом, что лейтенант Лаптев раньше Троицына дня с места не сдвинется, ибо раньше льды пустят, и так же позже Успенья его уже можно не ждать, потому что если он к Успенью не придёт, значит, застрял во льдах. Я так говорю?
– Так, – сказал Софрон.
– Сколько тебе нужно человек? – спросил адъюнкт.
– Один, –