тся»
Акт 1
Англия. Сентябрь 1954 года.
1
Солнечные лучи, настойчиво пробивающиеся сквозь неплотно задёрнутые портьеры, изо всех сил пытались разбудить юную мисс, что, по своему обыкновению, уснула за письменным столом, проведя ночь в литературных изысканиях собственного гения.
Десятки исписанных страниц разметались по бюро, точно пожелтевшие листья на крыльце фамильной усадьбы, от которых в разгар сентября, сколько не мети, не избавиться. Опустевшая чернильница, ютилась у самого края, возле догоревших свечей, принявших чудаковатые формы, коим бурное воображение леди наверняка смогло бы подобрать уместную аналогию. Перо с металлическим наконечником всё ещё лежало в худенькой ручке с длинными, изящными пальцами, запятнанными черничного цвета краской.
Мэри Мильтон была личностью творческой, исполненной идей и размышлений не свойственных девушкам близкого ей возраста. С тех самых пор, как леди научилась читать, мир поэзии и прозы увлёк её столь неистово, что в целом свете было не сыскать страсть более поглощающую и волнующую сердце молодой графини. Впрочем, помимо сочинительства и чтения, леди Мильтон тяготела к театральному искусству. Теория написания пьес интересовала её, разве что самую малость, меньше нежели романов.
Особа, о которой идёт речь, отличалась добросердечностью, излишней романтичностью и способностью видеть даже в, казалось бы, самых закостенелых снобах, положительные качества или те, что могли, пусть частично, но оправдать их гордыню. Порой, разумеется, случалось и так, что леди Мильтон не находила в людях её окружения добродетель отвечающую собственному вразумлению. Подобные открытия огорчали, но и давали пищу для размышлений. А будучи дочерью графа, не обременённой иными заботами кроме как светские рауты, времени, дабы поразмыслить, у Мэри было предостаточно. Тем более обстановка в усадьбе, расположенной неподалёку от Хартфорда, весьма к этому располагала. Почти тысяча акров земли, занятая садами и прогулочными дорожками, небольшой пруд, беседки для праздного отдыха и крытая оранжерея, значились лишь десятой частью владений уважаемого семейства. Но вовсе не благосостояние отца, Мэри считала главным его достоинством, а большое и любящее сердце. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о миссис Мильтон – его нынешней супруге.
Роберт женился во второй раз шесть лет назад. Его первая, и смеется предположить, единственная любовь Джорджиана, почила от воспаления легких, когда Мэри исполнилось восемь. Долгое время граф носил траур, но познакомившись с вдовствующей и крайне предприимчивой баронессой Эрин Бронте, принял решение жениться вновь. Посчитав, что наличие в доме хозяйки благотворно скажется на воспитании дочери. К тому же у баронессы был ребёнок от первого брака, всего на три года младше Мэри – Грейс, не менее добродетельная, но чуть более непоседливая и приземлённая девушка, уверенная, что счастье женщины заключается исключительно в выгодной партии. На чём к семнадцати годам и сосредоточились все её устремления, ежедневно подкармливаемые матерью.
Несмотря на разность взглядов Мэри и Грейс питали друг к другу большую привязанность и теплоту. С Эрин же отношения не складывались абсолютно у всех обитателей имения от прислуги, до собственной дочери. Грейс нередко жаловалась на властность родительницы, что уж говорить о падчерице, от которой, вот уже два года, миссис Мильтон настойчиво пыталась избавиться, забрасывая леди предложениями о замужестве. Увы, её беда заключалась в том, что Мэри не планировала выходить замуж без любви, а Роберт наотрез отказывался принуждать единственную дочь к браку по расчёту.
Чуть за восемь утра, без стука и предупреждения, в спальню старшей дочери Мильтонов вбежала младшая. Грейс была весьма недурна собой, хотя некоторые считали её красоту необычной. Она, точно Венера, сошедшая с полотна Боттичелли, приковывала взгляд благоговейными чертами и сияющей медью в волосах. А вот фигура леди была далека от совершенства, потому как ещё не обрела полноту сладостных форм и без должного обрамления напоминала мальчишескую. Впрочем, это нисколько не преумаляло женственности и грациозности девицы. Пусть нередко она и вела себя совсем как юный сорванец, отчего частенько получала нагоняй от матери, пытающейся создать товар, который в будущем удастся «продать» подороже.
– Боже храни королеву! Ты снова писала всю ночь?
Огненным вихрем, Грейс промчалась через покои сестры и, без лишней скромности, выдернула из-под локтя Мэри лист с сочинённым давеча сонетом.
Леди Мильтон, не успев как следует проснуться, всё же сумела перехватить своё творение, ревностно прижав его к груди.
– Он ещё не закончен, – возмущённо молвила она, через силу открыв глаза. – Который час?
– Четверть девятого, – досадливо отозвалась Грейс, неудовлетворённо поджав губы.
Мэри крайне редко показывала ей свои сочинения, зато всегда без колебаний отдавала их на оценку старшему сыну барона Ньюмана Николасу или, как она сама его называла, поддразнивая на французский манер, – Николя.
– Ты опоздала к завтраку, а матушка