свой потрепанный инструментарий на столь же затрапезную старую тряпицу, – что крайняя плоть мерзка, ибо суть знак греховности. Та к заповедано мудрецами.
– Ага, теперь гораздо яснее, – ухмыльнулся Вольфганг.
– Крайняя плоть мерзка? – переспросила Фрида.
– Так заповедано, – важно повторил ребе Якобовиц.
– Известным специалистом по пенисам, – присовокупил Вольфганг.
– Так сказано в Вавилонском Талмуде, – серьезно пояснил старик, не замечая сарказма собеседника.
– Черт! Я все собирался его прочесть.
Герр Таубер вновь попытался встрять:
– Фрида, дорогая, в крайней плоти нет ничего худого, когда она на своем месте. – Тон его был нарочито примиренческим, но взгляд испепелял зятя.
– Именно, папа! На своем месте. Где же ей лучше, как не на конце пениса?
– Это временное пристанище, дорогая, – не унимался отец. – Временное. Господь ее туда поместил, дабы потом ее удалили.
– Но это же нелепица, папа! То есть, я прошу прощения, ребе, не сочтите за неуважение и все такое, но если вдуматься: какой смысл во всей этой затее?
– Неочевидность повода еще не означает ненужности дела, – ответил ребе, с готовностью принимая от Вольфганга стаканчик шнапса.
– Именно! Вот видишь! – возликовал герр Таубер, словно раввин изрек великую и неоспоримую мудрость. – Фрида, есть такая вещь, как традиция, и отказ от нее гибелен. Если из фундамента выбить все камни, дом непременно рухнет.
Вольфганг взял малышей в охапку и пристроил к себе на колени:
– Слыхали, ребята? На ваших херках зиждется здание.
– Заткнись, Вольф! – прошипела Фрида, не сдержав, однако, улыбки.
– Да будет вам, папаша! – не унимался Вольфганг. – Чего так усердствуете? Не так уж вы набожны. Когда последний раз были в синагоге?
– Мы делаем что положено, – рыкнул герр Таубер, а раввин, важно кивавший на каждую реплику, не отказался от второго стаканчика. – Точно так же православный грек дымит ладаном, а католик жует облатку, прекрасно сознавая, что это не тело Христово. Так положено. И это достаточный повод. Традиция связывает человека с его прошлым. Чтит старейшин и создает основу. Благодаря традиции Германия стала великой державой.
Вольфганг опять фыркнул.
– Нет никакого величия, Константин. – Он прекрасно знал, что тесть не выносит этого панибратского обращения, предпочитая «герр Таубер» или «папа». – Германия – немощный банкрот, оголодавший полоумный калека. Будь она собакой, ее бы стоило пристрелить.
Константин Таубер вздрогнул. В 1914 году ему было далеко за сорок, однако он отличился в Великой войне и заслужил Железный крест, всегда украшавший его военную форму, а при малейшем поводе и цивильное платье.
– Ты со своими левацкими дружками хоть в лепешку расшибись, но Германия была и вновь станет великой, – гневно сказал герр Таубер.
– Вольфганг не левый, папа, просто он любит джаз, – вмешалась Фрида.
– Это