плетения Закона смены дня и ночи. Богиня вязала своим телом новый закон мироздания, взмахивая руками, она рассекала ткань реальности, каждый изгиб ладоней, пальцев – вплетение ее Воли в музыку Времени. Каждый шаг, движение тела – бесконечное желание жизни, судорожные вздохи и полустоны – дар любви Богини смертным существам.
Сердца эрнийцев на площади бьются в унисон с сердцем танцующей принцессы. Девушка плетёт свою магию, вплетая ее в танец Богини. Катарина, как многие женщины рода Лингон до нее, является символом стабильности государства. Символом, что Богиня Ночи, Ясносонья, все еще дарует свою благодать детям земли, и династия будет жить еще в одном потомке древнего рода Луноокой.
Резкие движения танца. Барабаны набирают мощь, их грохот перекрывает гул крови в моих ушах.
Свет померк. Резкая тишина оглушает. Ни вздохов, ни шелеста одежд. Сердца эрнийцев замерли.
Справа движение. Дориан вскидывает руку, и Тьма вырывается из его пальцев.
«Джареф». Слышу его крик в своей голове. Но запах приглушенного голода уже достиг моего носа. Акан. Взмах моих крыльев отчетливо слышно в наступившей тишине. Худенькая фигурка в темном видит меня и тремя прыжками достигает сцены. В руках убийцы хищно сверкают кинжалы.
Катарина не слышит ничего, она погружена в транс и замерла в неестественной позе, вывернувшись, словно кошка при падении с высоты. Острые клинки летят в принцессу. Точность броска показывает уровень мастерства наемного убийцы. Но ни один из кинжалов не достиг цели. Тьма, возникает из ниоткуда – она здесь везде, ведь свет померк. Металл клинков стал пылью, что унес порыв ветра. Убийцу это не остановило, он, вытащив кинжалы, прыгает вперед, пытаясь достать танцовщицу. Либо самоубийца, либо глупец! Идти против Бессмертного алхимика!
Удар моего крыла стал для акана неожиданностью. Его отнесло к арке портала и ударило о колонну. В воздухе пахнет кровью. Запах высокогорья и хвои. Зверь во мне взревел, узнавая свой родной запах.
Духр! Не верю!
«Убери ее от сцены». Дориан держит все под контролем.
Убийца, шатаясь, поднялась на ноги, приготовилась нападать в очередной раз. Глаза девочки едва заметно заалели, и стало слышно шипение. За доли секунды, я хватаю акану за талию и взмываю в воздух. Острая боль обжигает мой правый бок. И наши ароматы смешиваются. Девочка, такая хрупкая, такая тоненькая, в моих руках замерла. Слышу, как сердце малышки пропускает удар, и следом, бьется пичужкой. По эмпатийным щитам ударяет сокрушительная волна бешенства, злости и боли.
– Отпусти, – выдыхает она. Женственный голос для тринадцатилетней девочки. От этого голоса у меня дрожат руки. Голос, как у ее матери.
А внизу, под нами в толпе, зашевелилась гвардия. Глаза воинов видят, куда я лечу. Нужно скрыться в одной из подворотен. Крылья едва слушаются, ребенок в руках вырывается, а кинжал в боку не прибавляет радости от встречи. Как и кровопотеря.
– Успокойся, – акана замирает под властью Старшей крови. Слабеющими крыльями я приземляюсь на одну