ничего не значит сейчас. Даже реплику какую, вставить ему никак не удастся. Сейчас он даже немного жалел о том, что весьма живописно показал Иладу куда ему идти надо и что там делать требуется…
Вспомнилось заседание, самое первое из череды таковых, посвящённое не вопросам новой расы и вопросам, суть коих Штык слабо уловил. В тот день разбиралось дело, отложенное из-за Носферату, коих Лена уже окрестила «тёмными эльфами». Штык этого названия не понимал – что к чему? Негры они и в Африке негры. Зачем новое название придумывать? Не понятно.
Тогда решали судьбу Кальяри. Девушку заморозили в какой-то магической гадости, она словно застыла во времени – так ей предстояло проводить время вплоть до тех пор, пока Нортумес не определит, что с ней делать за все её художества.
Королева эльфов потребовала тогда смерти для неё, король тёмных эльфов пожал плечами и заявил, что ему совершенно наплевать – воздержался он, значит. Штык хотел сказать тогда, но как ни пыжился, всё без толку – ни звука не смог из себя выдавить.
Короли в итоге пришли к решению, оно не всех устроило – особенно королева эльфов была рассержена, но всё же, наверное, это было лучшее, на что могла рассчитывать Кальяри.
Девушку отправили в тюрьму вампиров, но не как обычную узницу.
Теперь она лежит там, в одной из нематериальных камер, посреди бесконечной тьмы, лежит без движения, не сознавая себя, словно бы во сне. Однако снов она не увидит – это сочли облегчающим обстоятельством, так что лежит она там как безжизненный истукан.
И лежать ей так ещё пять тысяч лет. По истечении коих, вопрос Кальяри будет поднят на совете вновь – продолжит она спать вне пространства и времени, будет предана смерти или же с ней поступят как-то иначе. Вопросы, какие будут поставлены на заседании по Кальяри через пять тысяч лет, врезаны в память самого Нортумеса. Про неё не забудут, даже если через пять тысячелетий из нынешних королей никого в живых не останется, ей всё равно придётся отвечать за то, что она натворила. Вопрос только в том, как именно она будет отвечать за содеянное, и посчитают ли её длительное заточение, хоть сколько-то смягчающим её вину…
В рваной проплешине в воздухе резкость увеличилась настолько, что стало видно детали.
Прибавилось цвета и красок. Теперь можно разглядеть тротуар, здания, редких прохожих и машины на проезжей части. Изображение увеличилось и все увидели того, кто курил там, на тротуаре, иногда поправляя свои тёмные очки.
Штык покраснел, насупился, но отворачиваться не стал – не в первый раз уже, всё-таки. Однако он надеялся, что всё же этого больше не повторится. Да, надеялся. И вот оно, собственно опять.
Король вампиров стоял на обочине и смотрел на проезжавшие мимо машины где-то с полминуты. Потом как-то странно крякнул, повернулся к светофору, расстегнул ширинку и стал делать то, что обычно делают собачки. Несколько прохожих покачали головами, кто-то всплеснул руками, а один даже позволил себе сделать замечание.
– Пиздуй мимо мясо блять! – Рыкнул король вампиров, продолжая приятное занятие.
– Нам