о, за пьянки и прогулы. До нашего приезда, а мы приехали ранней весной, завезли к нашему дому дрова и уголь, выбелили хату. Ожидали.
Дороги раскисшие, днем оттаивало, ночью подмерзало. Примерно рассчитав, когда должна подойти колхозная машина с нами и нашим скарбом, председатель послал трактор в центральную усадьбу, с. Урожайное, но мы задержались и три дня трактор нас ждал, благо трактористу было где ночевать. Только когда отпускные и расчет были пропиты, подцепили машину к трактору, и потихоньку, в ночь, добрались.
Колхоз специализировался на откорме молодняка, на производстве молока и меда. Поля засевали в основном гречихой, горохом, кормовой свеклой, травами. Были и небольшие зерновые клинья. Заработки довольно высокие, работы невпроворот. Но это кто привык работать. На такое большое семейство председатель колхоза выделил корову, первотелку, двух свиней, зерна, сена для скотины, муки, меда, гречихи, гороха; сказал в колхозной столовой чтобы дали жира и масла. Все безвозмездно. И, верно ждал, наивный человек, что родители отплатят ударным трудом на благо колхоза и себя. Отцу дали новенький трактор, матери одну из лучших групп коров. Потянулись скучные дни для родителей, занятые работой в колхозе и дома. Корова столько давала молока, что выпить его столько невозможно: первое время мать перерабатывала его на масло, но скоро ей это надоело и все оставшееся молоко отдавали свиньям. Молоко, простокиша, запаренное зерно и комбикорм –скоро наши свиньи подползали к корыту, встать на ноги не могли. Что б от лени и жира не обезножили ограничили до нормы кормежку; и они забегали. Оставшееся молоко перед доением коровы мать теперь выливала в овраг, чтобы освободить посуду.
В колхозе помимо заработка, отдельно от него, начислялись трудодни, по вкладу колхозника на общественной работе, значимости этой работы, а главное, добросовестности и честности. За трудодни руководство колхоза рассчитывалось зерном, сеном. По деревне свиньи гуляли неисчислимыми стадами, на пруду, за околицей, –куда не глянь. Почему не держать, если есть чем кормить. По деревне было страшновато весной пройти, взмахнуть рукой, не то что пробежать, –чуть ли не в каждом полисаднике от пяти до десяти уликов с пчелами. Народ, от мала до велика, очень занятой. Работает клуб, не пустует библиотека. В определенные дни клуб открывается для танцев. Пьянство –непозволительная роскошь для сельчан. Как кого увидели навеселе – собирается собрание и так « пропесочат», так настыдят, что в следующий раз и подумаешь и поразмыслишь, следует ли попадать в это « чистилище». Если, конечно, есть чем размышлять, если есть в части тела, покрытой волосами какие-то извилины а не «прямая» линия; а то может и её нет. Если нет совести, то как на неё можно « надавить». Если не было понятия чувства собственного достоинства, что ты человек, а не « отрепье», откуда ему взяться? Если нет уважения к себе, как оно может появиться к другим?
Родители перебрались сюда из поселка, где пьянство – норма жизни, и связанное с пьянством дебошь, разборки, драки, воровство –обычное и привычное явление. Всему удивлялись, все было в диковинку в этом другом мире, без скобок. И не понимали, и не стремились понять. Пришла соседка, спросила, есть ли картошка. Узнав, что нет, предложила « на первое время» два мешка и подчеркнула, что денег не надо. Отец пошел взял, и спасибо не сказал, принес домой. « Чоканутая наверно» –подытожил он смеясь, затаскивая картошку. Через некоторое время заходит другая соседка с большой чашкой творога, ставит на стол, пять минут просидела, что-то спросила и ушла. « Да тут деревня дураков» –смеются оба. Но скоро поскучнели. Никто не идет с самогоночкой, не угостит « за приезд». Нафига нужно это сало, творог, мед и прочая « ерунда», она ведь нужна не более чем закуска. Отец хватает кусок сала, а так как не запомнил, кто что приносил, тащит на продажу соседу, который это сало дал; обменять на самогон. « Вот ведь попал –сокрушался. Стоит сосед и говорит: « Не тебе я дал, я ребятишкам дал это сало, их пожалел. Не для того я давал, чтобы ты его менял на самогон, а чтобы ребятишки твои были сыты». – И забрал сало. А ведь можно было другим предложить».
Весть, что мои родители пытаются продать что им дали как всепомощь, вмиг облетела деревню. Вызвали к председателю мать. « Сидит, балбес, и выговаривает, что так делать нехорошо. Спросила денег, не дал, заработать, говорит, сперва надо. И что дальше-то сказал, слушай. На собрании будем решать вопрос, давать ли вам деньги на руки. Сразу, говорит, после первой пьянки соберу собрание и денег вы получать не будете. Будем на ваши деньги сами покупать продукты и все необходимое, если вы такие беспомощные. Вот ведь паршивец, а?».
–– А, не имеет права –отмахнулся отец. Ты лучше подумай, как сплавить этот мед, кому? И разбежались по деревне. Но не нашлось в деревне гавнюка. Вернулись раздосадованные.
Аванса в колхозе не давали. Да и большая часть колхозников и получку переводили на сберкнижку, подкапливая для своих ребятишек. Скупщики мяса, меда, ягод, грибов разъезжали по поселку, в то время в основном цыгане, и не нужно было как тогда, так и сейчас ездить на рынок продавать излишки сельхозпродукции, и сельчане не очень-то нуждались, и не жили «от получки до получки».
Но если отец перемогал , так сказать, «похмельный синдром», что-то мог, пересиливая себя делать по дому, ходил