Белокаменной. Ни для кого не составляло тайны, что руководитель кафедры не только сделал диссертацию своей любовнице, но и написал за нее все статьи – его протеже не то что писать, говорить-то нормально не умела. В слове «компетентность» вставляла лишнюю букву «н», «конъюнктура» произносила без оной, а «трамвай» выговаривала через «н» вместо «м». Она совсем не умела правильно использовать падежи и склонения, а ее бесконечные «о том» стали уже темой кафедральных шуток и анекдотов. «По-моему, – подумал Антон Михайлович, – преподавателям вообще надо запретить использовать предложный падеж. Под страхом увольнения».
О вероятном увольнении Антон Михайлович вспоминал сейчас очень часто. Еще в начале семестра он не сильно беспокоился – считал, сократить его просто не смогут: как-никак мировая величина, единственный в университете специалист по исторической семиотике. По его учебникам занимается не первое поколение студентов, а все его монографии переведены на многие языки. Профессор ошибался. Проблема заключалась в другом: сам его курс – «Семиотика» – могли просто ликвидировать, а часы отдать какому-нибудь экономисту или правоведу. Завкаф потом прозрачно намекал, что этот год еще дадут закончить, а вот со следующего семестра, возможно, уважаемому профессору Карпову придется искать себе другое место работы.
А разыскивать новое место в семьдесят лет сложно. Профессор никогда не любил руководить людьми, карьеристом не был, поэтому не имел никаких официальных административных постов. Кто возьмет на работу сотрудника хорошо пенсионного возраста? Да хоть бы даже и профессора с мировым именем? Мало кто, разве что какой-нибудь захудалый пединститут, высокомерно присвоивший себе громкое звание «университет». Правда, были еще разные частные университеты, в одном из которых профессор Карпов даже отбарабанил пару лет – читал курс культуры речи. Но то, что там происходило, Антону Михайловичу категорически не нравилось, и он ушел, несмотря на вполне хорошие деньги. Идти в Академию наук? Совсем уныло – проще уж собирать милостыню на паперти.
Чтобы как-то отвлечься от минорных мыслей, Антон Михайлович взял с полки свою последнюю игрушку – папку с рукописью новой монографии. Будущая книга называлась «Система символов в европейской демонологии» и представляла собой многолетний труд, результат работы за предыдущие тридцать лет. Нельзя сказать, что Антон Михайлович все годы занимался только этим. Вовсе нет! За три десятилетия он выпустил четыре учебных пособия, три монографии и множество статей. Но эта его любимая работа все никак не подходила к завершению. Постоянно что-то мешало. В советские времена публиковать такую книгу было долго и сложно, вдобавок не хватало материала, да и работа казалась еще сырой. Потом возникли всякие иные трудности – стало уже не до науки: люди откровенно голодали и стремились хоть как-то выжить. Позднее, в постперестроечное время, в которое напечатать могли что угодно, когда угодно и где угодно, во весь рост встала финансовая проблема. Для