«Волге», выезжаем на эти предприятия. Все они за чертой Первомайска, в зеленых долинах и цветущей степи, над которыми росчерки перистых облаков и сиянье солнца.
– Лепота*, – довольно гудит рядом Ушаков, – а то совсем захирел в этих гребаных кабинетах.
– Есть мнение поработать без перерыва на обед (оборачивается к нам Веденеев), а потом заедем на Донец, в одно тихое место.
– Не возражаю, – значительно говорит куратор.
Вскоре меня высаживают у административного корпуса шахты «Карбонит», на которой трудятся около пятисот горняков, а сами следуют дальше.
Директор на месте и явно не в восторге от визита.
Тем не менее, мне выделяют для работы кабинет и разбитную даму – инспектора отдела кадров.
Я точно знаю, на предприятии уже проведена необходимая работа и ГРОЗам* приказано «держать язык за зубами». А поскольку заработки у них будь здоров, мужики так и сделают.
Не теряя времени даром, звоню в городской Комитет народного контроля* Ермакову, предложив тому подъехать на предприятие.
Этот болезненного вида щуплый и весьма принципиальный человек, регулярно информировал прокуратуру о выявленных комитетом нарушениях. А таких было не мало, поскольку на всех городских предприятиях имелись группы и посты внештатных инспекторов народного контроля. А поскольку ими являлись ветераны войны и труда, а также активные пенсионеры, им был сам черт не брат. Такая вот была в СССР серьезная организация.
Теперь она вроде как возрождена и называется «Народный фронт», но с Комитетом народного контроля СССР и близко не стояла.
К вечеру того дня, порядком измотавшись и наскоро перекусив доставленными из шахтной столовой бутербродами, мы с Ермаковым получили несколько десятков нужных объяснений. При этом использовали хитрую тактику: сначала опросили жен горнорабочих, которые после дней повышенной добычи попали в медвытрезвитель, подверглись штрафам и были за это лишены квартальных премий, а затем их суженых.
Далее переключились на так называемых «обиженных», имеющихся в каждом коллективе, и ветеранов предприятия. Получилась, как говорят на флоте, – картина Репина «Приплыли». Ознакомленный с материалами директор шахты Хамицкий имел весьма бледный вид.
Кстати, свою фамилию он оправдывал. Это был классической формы хам в общении с подчиненными, руководивший до этого «Первомайск углем» и заваливший там всю работу.
Отпустив «кэривныка»* скушать валидол, мы с коллегой собрались было продолжить работу, но тут в кабинет вошли Веденеев с Ушаковым.
– Ну как тут у вас? – пожав председателю руку, спросил Виктор Петрович.
– Полный абзац, – ответил я, демонстрируя кипу объяснительных. – К ним можно добавить справки из вытрезвителя и приказы по шахте о лишении ударников труда премий.
– Глубоко копаешь, чувствую, из тебя выйдет толк, – похлопал меня по плечу зональный. – У нас тоже все путем, два директора раскололись и написали типа явок с повинной.
После этого мы распрощались с Ермаковым (у того были еще