:href="#n_1" type="note">[1]
И Вэл –
Я обернулась – и там была ты.
Мое тело – дом призраков Я потерялась в нем Дверей нет, лишь ножи И сотня окон.
Богу следовало сделать девушек смертоносными, Раз он сделал мужчин чудовищами.
Шов для мужа
(Если будете читать эту историю вслух, пусть наши голоса звучат так:
Мой: в отрочестве – голос высокий, напряженный, невыразительный; у взрослой – такой же.
Юноши, который станет мужчиной и моим мужем: уверенный в своих силах и интуиции.
Моего отца: добрый, зычный, как у вашего отца или у отца, какого вы хотели бы иметь.
Моего сына: у малыша – нежный, чуть шепелявый; у взрослого – как у моего мужа.
Всех остальных женщин: их голоса неотличимы от моего.)
Начало: я первая, прежде него, поняла, что хочу его. Так дела не делаются, но я все решила и знаю, как поступлю. Мы на вечеринке у соседей – я и мои родители, мне семнадцать. Вместе с дочерью соседей, она немного младше меня, я выпила на кухне полстакана белого вина. Мой отец ничего не заметил. Краски чуть расплываются, как на только что нарисованной картине.
Тот мальчик стоит ко мне спиной. Я вижу мышцы его шеи и плеч сзади, они распирают застегнутую на все пуговицы рубашку, можно подумать, работяга вырядился на танцы – и я запала. А ведь нельзя сказать, что выбирать не из кого. Я красива. У меня соблазнительный рот. Мои груди набухают под платьем невинно и в то же время вызывающе. Я – хорошая девочка из хорошей семьи. А он грубоват, так, по-мужски, и я – я хочу. И мне кажется, он может захотеть того же, со мной.
Мне рассказывали историю об одной девушке: она попросила у своего возлюбленного нечто столь мерзкое, что он рассказал ее родителям, а те отправили ее в сумасшедший дом. Я не знаю, о каком извращенном удовольствии она мечтала, но мне до смерти хотелось бы это узнать. Что же такое чудесное возможно столь отчаянно пожелать, что за одно желание тебя изолируют от знакомого мира?
Наконец парень замечает меня. Милый, немного растерянный. Здоровается. Спрашивает, как меня зовут.
Я всегда хотела сама выбрать время. И я выбрала этот момент.
На веранде я целую его. Он целует меня в ответ, сначала нежно, потом настойчивее и даже слегка раздвигает мои губы языком, удивляя меня и, думаю, себя самого. Многое я успела нафантазировать в темноте, в своей постели, под тяжестью старого стеганого одеяла, но такое не представляла себе никогда. Я издаю стон. Он отстраняется – как будто в испуге. Взгляд его мгновение мечется по сторонам и наконец останавливается на моей шее.
– Что это? – спрашивает он.
– А, это? – Я касаюсь ленты сзади, пониже затылка. – Просто моя ленточка.
Я провожу пальцами по гладкой зеленой поверхности и останавливаюсь на тугом банте спереди, под горлом.
Он тянет руку, но я перехватываю и отталкиваю ее.
– Не трогай мою ленту, – говорю я. – Тебе нельзя ее трогать.
Перед тем как вернуться в дом, он спрашивает, увидит ли меня снова. Я отвечаю, что буду рада. В ту ночь, прежде чем заснуть, я вновь представляю себе его и как язык проникает в мой рот, мои пальцы скользят по моей коже, я воображаю его там и там, сплошь сильные мышцы и желание доставить мне удовольствие, и решаю: мы поженимся.
Мы поженились. То есть скоро поженимся. Но пока он везет меня в своей машине, поздно, в темноте, к озеру с болотистыми берегами, вплотную к воде не подойдешь. Он целует меня и обхватывает ладонью мою грудь, сосок набухает под его пальцами. Я не вполне понимаю, что он собирается делать, но он это уже делает. Твердый, горячий, сухой, пахнет хлебом, и, когда он вторгается в меня, я вскрикиваю и цепляюсь за него, как утопающая. Его тело соединено с моим, он напирает, напирает и под самый конец выходит из меня и завершает, измазанный моей кровью. Меня чарует и возбуждает ритм его движений, осязаемость его нужды во мне, очевидность ее утоления. Затем он обмякает на сиденье, и тогда становятся слышны звуки озера: гагары, сверчки и кто-то еще, будто щиплют струну банджо. От воды поднимается ветер, остужает мое тело.
Что мне делать теперь? Я не знаю. Чувствую, как сердце бьется у меня промеж ног. Больно, и все же я могу вообразить, как это бывает хорошо. Провожу рукой по этому своему месту, и откуда-то издали доносятся отголоски наслаждения. Дыхание его успокаивается, я вдруг осознаю, что он наблюдает за мной. Кожа моя блестит и переливается под проникающим в окно машины лунным лучом. Увидев, как он смотрит, я понимаю: я смогу поймать удовольствие, так кончики пальцев успевают ухватить за веревочку и вернуть уже почти что улетевший воздушный шар. Я слегка тяну и постанываю, медленно, равномерно поднимаясь на гребень экстаза, все это время осторожно прикусывая язык.
– Мне