движением руки. И пока Ася слушала скомканный рассказ, Егор все кидал и кидал плоские камушки, вымещая на них скопившуюся злость.
– А военком меня послал и как-то так… – размахнувшись, парень одним броском отправил все камушки в полёт и медленно побрел к высушенному на солнце топляку, на котором сидела Аська.
– И что Синица хочет в обмен?
– Чтобы я приехал после выпускного к ней на дачу. И, нет, не один, а со всеми. Уточняю на всякий случай.
– Да даже если и один… Держи, – Половинкина протянула Егору военный билет. – Знаешь что?
– Что?
– А ты едь.
– Ась.
– Без Ась. Сам про обмен ей сказал. А то, что Синица все буквально подумала… Так ты вспомни каких размеров у синиц головы. Там мозгов на чайную ложку не наскребешь. Считай, что плюсик она заслужила.
– Мне с ней что, спать теперь что-ли?
– А это ты сам решай, – Ася посмотрела под ноги и носком кроссовка вывела знак вопроса на песке. – Она тебя от армейки отмазала. Наверное, ждёт чего-то в ответ… Да и от тебя не убудет. Все равно с кем-то мутить начал бы, а так… На готовенькое приедешь.
– Ась…
– Чего Ась-то? Списать – Ась, поспать – Ась, трахаться с Синицей или нет – тоже Ась. Я у тебя служба спасения что-ли?
– Ты чего завелась-то?
– Да задолбало уже про твоих Синиц и Глызиных слушать. Других тем нет? Или со мной только об этом можно поговорить? Хочешь – спи, не хочешь – не спи. Мое-то какое дело? Или ждешь одобрения? Кобель.
– Чего сразу кобель-то?
– Да ничего! – Ася резко поднялась и пошла к воде. – Делай, что хочешь.
Дернула плечами, стряхивая ладони Егора, подошедшего сзади, потом ещё раз и ещё. Пискнула, когда он обхватил ее, прижав руки к бокам, и затихла, не в силах пошевелиться. А Егор вроде бы и собирался встряхнуть ее, как котенка, но в последний момент вся эта решительность куда-то испарилась. Исчезла, оставив вместо себя тихий шелест набегающей волны, песок под ногами и такое непонятное состояние, что хотелось постоять так ещё и ещё, и ещё. Чтобы понять. Только Половинка как-то сдавленно выдохнула или всхлипнула, и Егор резко отстранился назад, разжимая руки.
– Чего-то я борщанул. Да, Ась? Болит где?
– Нет… – еле слышно выдохнула она, мотнув головой.
– Аська, ты извини, что я так…
– И ты…
– Мир?
– Мир.
Она стояла не оборачиваясь, кусала губы, чтобы перед глазами расступилась молочная пелена, а сердечко колошматилось сошедшей с ума швейной машинкой. И если бы Ниделин встал перед ней сейчас, заглянул в ее глаза, то увидел бы, что сотворил с Половинкой одним своим прикосновением, и она точно сгорела бы со стыда. Аськины щеки полыхали огнем и никак не собирались остывать. Вспыхнула, оказавшись в его руках, словно пороховая бочка от искры, и продолжала тлеть, чувствуя спиной испуганный взгляд. Видела, как он смотрит на других, слышала, что отталкивает резко и бесповоротно, но ни разу в его взгляде не прочитала страх. Не слышит, не слушает, не даёт