потрепанными книгами, у сестры узелочек с тряпьем. Я за свое богатство получаю коробку пластилина. Свой узелок сестра с явным удовольствием отдает за куклу-голышку. Мама говорит, что сестра усидчивая девочка и мне надо бы брать с неё пример.
На прохладной террасе мы усаживаемся за большой стол, раскладываем свои богатства и принимаемся за работу. Сестра, высунув кончик языка, старательно кроит и шьет для своей голышки кофту и юбочку, а я пытаюсь вылепить из податливого материала человечков.
Фигурки выходят уродливыми и смешными. Я сминаю их в комок и начинаю все сначала. И опять получается полное безобразие. Тщетность усилий заставляет меня найти другой вариант. И вот у меня получается вполне сносная, со стволом и ядрами пушка на колесиках. Жаль, что она не стреляет, но ведь это дело поправимое. Из бумажного листа я скатываю трубочку, вставляю в неё пластилиновое ядро и прицеливаюсь в голого пупса. Плевок – и мягкий шарик, перелетев через стол, застревает в светлых кудряшках сестры. Она даже не чувствует, а я, раздосадованный промахом, начинаю массированный обстрел цели. Да, пластилин в волосах – это что-то!
Когда сестра спохватилась, было уже поздно. Мы попытались вычесать липкую гадость, но это только усугубило ситуацию. Пластилин размазывался, волосы местами торчали рожками, принимали причудливые формы, и все это довело сестру до слез, а меня до дурацкого смеха. На шум явилась Даша, отвесила мне легкий подзатыльник и устроила сестре головомойку.
Пластилин просуществовал у меня недолго. Однажды забрался я зачем-то на крышу беседки, попытался слезть обратно, но спихнул ногой лесенку и повис, уцепившись за конек. Нянька, конечно, сняла меня с крутой крыши, но тут же пристроила в угол возле печки, чтобы оставался на виду, пока она печет свои знаменитые пирожки. Стоять летом у теплой печи было жарко и грустно. От нечего делать я пошарил в кармашках брюк и нащупал комочек пластилина. На белой облицовке печи пластилин хорошо плавился и запах от него шел как из-под капота папиного «Москвича». После этого моего эксперимента коробка с пластилином бесследно исчезла.
Со временем об акции обмена ненужного барахла на нечто дельное и полезное напоминал только одетый с иголочки сестрёнкин пупс. А наши родители, в угоду моде или из желания занять полезным делом праздношатающихся нас с сестрой, уговорили учительницу музыки приобщить и нас к высокому искусству.
Меня всегда удивляло, как конферансье может так четко по памяти объявлять сложные названия произведений, имена их авторов и исполнителей. На сцене летней ракушки-эстрады он, например, говорил: «Пьеса „Утренние размышления“ из „Детского альбома“ Петра Ильича Чайковского. У рояля концертмейстер Ликадия Вишневецкая». Ничуть не сомневаюсь, что и отчество нашей соседки Ликадии Вишневецкой – Константиновна – ведущий концерта произнес бы без запинки.
После этих слов на сцену выходила Ликадия