покойного профессора Мориарти. О его существовании я знал несколько лет, но до сих пор не имел возможности держать его в руках. Лестрейд, я хочу обратить ваше особое внимание на него и на патроны, которые для него используются.
– Можете быть уверены, мы изучим его самым тщательным образом, – бросил Лестрейд, делая знак констеблям уводить задержанного. – Что-нибудь еще, мистер Холмс?
– Только одно: какое обвинение вы собираетесь ему предъявить?
– Как это какое, сэр? Покушение на мистера Шерлока Холмса, разумеется.
– Нет, Лестрейд. Я вовсе не хочу фигурировать в этом деле. Вам, исключительно вам принадлежит честь этого блестяще проведенного ареста. Да, Лестрейд, я вас поздравляю! Со свойственной вам хитростью и отвагой вы взяли его.
– Взяли его? Кого взяли, мистер Холмс?
– Человека, которого безуспешно пытается найти вся лондонская полиция… Полковника Себастиана Морана, застрелившего благородного Рональда Адэра. Разрывная пуля из духового ружья, влетевшая тридцатого мая прошлого месяца в открытое окно второго этажа дома номер 427 на Парк-лейн, была выпущена им. Вот обвинение, которое ему нужно предъявить, Лестрейд. А теперь, Ватсон, если вы согласны терпеть сквозняк из разбитого окна, полагаю, полчаса с сигарами в моем кабинете смогут немного развлечь вас.
Благодаря стараниям Майкрофта Холмса и заботам миссис Хадсон наша старая квартира за это время ничуть не изменилась. Правда, когда я туда вошел, мне показалось, там как-то уж слишком чисто, но обстановка была в точности такой, как в прежние времена. Сохранился химический уголок и столик для опытов с покрытой кислотными пятнами деревянной крышкой. На полке стояли многочисленные пухлые альбомы с вырезками из газет и тетради с записями, которые многие из наших соотечественников были бы счастливы сжечь. Схемы, футляр для скрипки, подставка для трубок, даже персидская туфля, в которой хранился табак, – все было на месте. В комнате нас встретили двое: миссис Хадсон, радостно всплеснувшая руками при нашем появлении, и странная кукла, сыгравшая такую важную роль в сегодняшнем ночном приключении. Просто поразительно, как умело мастер сумел повторить в воске внешний вид моего друга. Она стояла на небольшом столике, и старый халат Холмса был накинут на ее плечи так, что с улицы отличить портрет от оригинала было совершенно невозможно.
– Надеюсь, вы соблюдали все меры предосторожности, о которых я говорил, миссис Хадсон? – спросил Холмс.
– Приближалась к нему только на коленках, как вы и велели.
– Прекрасно. Вы справились со своей задачей изумительно. Не заметили, куда попала пуля?
– Конечно, заметила, сэр. Боюсь, она испортила ваш замечательный бюст, потому что прошла прямиком через голову и расплющилась об стену. Я подняла ее с ковра. Вот.
Холмс взял пулю, осмотрел и протянул мне.
– Как видите, Ватсон, мягкая револьверная пуля. Вот оно, проявление гениальности. Кто бы мог подумать, что такой пулей можно выстрелить из помпового ружья?