Хрущёва. Ни во что не ставя соратников, Никита Сергеевич любил игру под названием «primus inter pares»: «первый среди равных». Ведь контрастировать со Сталиным полагалось во всём.
Поскольку «от радости в зобу дыханье спёрло», Хрущёв «скушал» тост, «не подавившись». Но видел бы он, как искривилось лицо Нины Петровны! И не потому, что она была шокирована таким «градусом верноподданности». Нина Петровна давно уже вошла в роль «первой леди», хотя не имела ни данных, ни талантов – ни для этой должности, ни для какой другой. И не славословия её впечатлили, а лицо автора. Вкупе с лицами остальных «соратников», которые тут же потянулись к виновнику торжества с бокалами и рюмками. Если Шелест, произнося тост, смеялся «всего лишь» глазами, то остальные работали лицами. От внимания Нины Петровны не укрылось, какими взглядами «поверх бокалов» обменялись между собой Брежнев, Подгорный, Полянский и Шелепин.
Придя домой, она долго не могла успокоиться.
– Какое бесстыдство! Никакой партийной скромности! Никакой совести! Всё – ложь и лицемерие!
Слушателями этого страстного монолога были только сын с дочерью да четыре стены: Никите Сергеевичу Нина Петровна сказать этого не могла. Не понял бы Никита Сергеевич. Ещё и накричал бы на супругу: «ничего не понимаешь в политике, а лезешь! Хочешь поссорить меня с товарищами?» А что: за Никитой Сергеевичем «не заржавело бы»…
Юбилей «вождя» оказался рубежной датой для «заговорщиков»: после него работа по подготовке «решающего выступления» пошла с удвоенной энергией. Не помешала ей даже июньская сессия Верховного Совета, на которой Брежнев «попросил» освободить его от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР в связи с необходимостью полностью сосредоточиться на работе «Второго» секретаря ЦК.
«Попросил» Леонид Ильич сам – но вот Леонида Ильича «попросил» Никита Сергеевич. Даже не столько Никита Сергеевич, сколько жизнь. Понимание жизни. Все – не один только Брежнев – поняли, что Хрущёв «укрепляет тылы». Узнал, догадался или «на всякий случай» – но укрепляет. На место Брежнева была предложена кандидатура «специалиста по бегу между струйками» Микояна – «верного соратника» всех вождей, независимо от их политических взглядов.
В последнее время Микоян был в фаворе у Хрущёва: Никита Сергеевич определённо нуждался в «ловкачах». Становилось ясно, что, выдвигая на формально высший государственный пост «своего человечка», Хрущёв пытался заручиться поддержкой Верховного Совета на случай «форс-мажорных обстоятельств». Он ещё не «дошёл до того», что эта попытка – с негодными средствами.
Леонид Ильич не стал цепляться за должность. А что цепляться: должность-то – церемониальная! Поэтому он безболезненно, без слюней и надутых губ, расстался с «портфелем», который носил четыре последних года. Ожидавший упрёков и обид, Никита Сергеевич был неприятно поражён тем спокойствием, с каким Брежнев отнёсся