Она даже не задавалась вопросом, куда они едут и где останавливаются. На неделю, иногда полторы, развертывался палаточный лагерь, и с утра до ночи к ним шли люди. Операции, уколы, анализы, микроскоп, бинты. Порошки, пилюли, перевязки. В последний день уже затемно лагерь собирался, грузился на конки, или рикш, или телеги, или… Перед глазами Аханы вертелся калейдоскопом мир, состоящий из непонятной чужой еды, больных людей. И бесконечных вагонов. Чем дальше на юго-восток, тем меньше и многолюднее они становились. Где-то впереди, в далеком Пекине, их будет ждать дирижабль. Мысль о том, что обратный путь не придется проводить в тошнотворно раскачивающемся поезде, дышать пылью и жуткой смесью запахов вселяла в нее радостное ожидание. Ей хотелось домой. Сейчас и чужой Лондон казался ей домом. Короткими беспокойными ночами все чаще снился серый, погруженный в туманы, город. Газовые фонари, влажные отблески мостовой…Прохлада.
Когда-то эта работа казалась ей чередой приключений, но спустя пару недель бесконечной тяжелой и выматывающей рутины Ахана начала погружаться в тоску. А ещё она мечтала о воде. Обычной чистой холодной воде, которую Иде наливала для неё в кувшин каждое утро… Вместо нее сейчас была вода в большой жестяной фляге, куда засыпалось нечто дурнопахнущее, но призванное спасти их от лихорадки и болезней живота. Ахана пила её сквозь стиснутые зубы, заставляя себя глотать кисло-горькую жидкость.
Очередной город, где они выгружались в кромешную темноту, встретил их тревожным воем псов. Встречающий проводник и переводчик, держа в руках бронзовую длинноносую лампу, что-то непонятно бормотал себе под нос. Ясно слышалось только два слова: «Живота» и «Алласакта».
Утром стало все понятно. В городе бушевала холера. Ахану впервые захлестнул какой-то животный ужас – люди приходили десятками, приносили детей, умирали. Смуглые, черноволосые и темноглазые, в полотняных шальварах и цветастых плоских шапочках – тюбетейках, полосатых халатах. Прослышав о врачах, к их лагерю уже на следующее утро стеклось невообразимое количество людей. Их сортировали, учили, поили, снабжали лекарством.
Утро походило на кромешный ад. К полудню поток иссяк. Ахана сняла ставший совершенно грязным, невыносимо воняющий передник, еще раз пробежалась взглядом по тем, кто не мог уйти и остался рядом с палаткой. Над ними более здоровые сейчас сооружали навесы. Все по плану, можно сделать небольшой перерыв. Вдруг она с изумлением увидела бодрого, просто пышущего здоровьем молодого человека. Англичанина! Он вышагивал по площади, обходил сидящих и лежащих людей, вытягивал шею, явно ища кого-то. Его сорочка была безупречно выбелена и отглажена. Брюки и темно синий жилет выглядели так, словно мелкая пыль, висевшая все время в воздухе, сама шарахалась от них во все стороны. Ахана бросилась навстречу – никак нельзя, что б он тут находился! Он заразится!
– Добрый день, мисс. Мистеру Джеймсу Хамишу Паддингону срочно требуется помощь врача. Вы можете меня проводить к доктору?
У Аханы закружилась