расспрашивает жителей, где скрывается русский отряд конницы. Я велел доставить этого шпиона к нам в лес. К моему изумлению и радости, в приведённом «шпионе» я узнал моего гусара Облама. Оказывается, он уже четвёртый день следует за нами по пятам.
Узнав у него о разрешении пробиваться к своей дивизии, у меня отлегло от сердца. Но тут передо мной ясно предстала вся невыполнимость этой задачи, у нас не было денег, чтобы кормить эскадрон, и патроны были на исходе. Люди были голодны, а лошади от непрерывных тяжёлых переходов измотались и не смогли бы выдержать очередной долгий переход по горам и лесам. Собрал я на лужайке весь эскадрон и обратился к моим гусарам с такими словами:
– Братцы! Выяснилось, что мы отрезаны от нашей дивизии наступающей неприятельской армией. Положение наше отчаянное. Только Божьим чудом можем спастись… Поэтому, у кого нет твёрдости в душе, тот оставайся тут, авось с крестьянской помощью как-нибудь с голоду не помрёте и дождётесь возвращения наших войск, а кто готов на всё, тот выберет лучших лошадей и попробует пробиться вместе со мной до Ивангорода.
Обступили меня кругом гусары и чуть не со слезами на глазах начали упрашивать не оставлять никого. Если умирать, – говорят, – так уж всем разом!
Делать нечего, – всем, так всем!
Решил идти на северо-восток с переправой возле Топорова через речку Нилу. Накормили лошадей и двинулись в путь.
В Топорово подошли к помещичьей усадьбе. В усадьбе свершился переполох.
– Есус коханный, – всплёскивает руками встревоженная помещица. – Куда же это вы, господин ротмистр, выехали? Ведь кругом тут видимо-невидимо пруссаков!..
Успокоил я помещицу, попросил найти мне какого-нибудь крестьянина, чтобы мог указать брод через Нилу.
Пока разыскивали проводника, меня угостили прекрасным обедом, да и людей накормили досыта. Выхожу во двор, гусары подходят ко мне и таинственно докладывают:
– Вашескородие, извольте посмотреть, – как ихняя барышня дозор держит!
Смотрю, а на вышке сарая мелькает синий жакет одной из дочерей помещика. Милая девушка так беспокоилась о нашей безопасности, что забралась на вышку и наблюдала за окрестностями. Хотя, думается мне, не менее заботилась и о безопасности своей семьи. Ясно дело, что с ними было бы, явись в усадьбу немцы.
Вечером я осмотрел в бинокль берега реки. Увидел, что по обоим берегам один возле другого, как жемчужины на песке, сторожевые огни. Значит, незаметно пробраться и думать нечего. Решил дождаться утра.
В сумерках тихо прошли деревню. С рассветом решил, улучив момент, пробиться силой на противоположный берег, но прежде скомандовал – «На молитву!»
Признаюсь господа, – окинув взглядом собравшихся вокруг товарищей, проговорил ротмистр, – я никогда в жизни не молился так горячо, как тогда. Гусары тоже пели молитву Господню от глубины души. Вскоре возле нас на площади