очнулась в камере для пыток в тот момент, когда помощника агента ФБР обливали меня ледяной водой. Холод, исходящий от толстых стен подземелья Пеликан-Бэй, напоминал мне о склепе, в котором я долгое время пряталась от полиции. Он пробирался под кожу и достигал костей, парализовал душу и заставлял меня снова и снова возвращаться обратно в тело.
Так плохо мне еще никогда не было, а место, в которое попала игла, жгучей струйкой выпустившая транквилизатор, щипало и обжигало кожу вокруг. Память изменяла мне, и я не могла вспомнить, как попала сюда. Но со шланга пошла новая порция холодной воды. Я окончательно пришла в себя.
Вспомнив о Роберте, захотелось навсегда извлечь из памяти обрывки недавних событий. Вместо сердца внутри образовалась дыра, поглощающая воспоминания о встречах с Робертом. Когда-то оно замирало от волнения, когда я видела его. Теперь я твердо осознанию, что потеряла единственного, кого любила в этой жизни.
Печальные, одинокие мысли, как странники, идущие по мертвой, безжизненной пустыне, в один миг исчезли. Мистер Прайс включил яркий свет и направил его мне в лицо.
Удалось подробно рассмотреть, в каком жутком месте я оказалась. Меня как грязную крысу в рваной одежде держали в одной из подземных камер, где никто не услышал бы моих криков.
Я отчетливо слышала воду, стекающую тощими струйками по каменным стенам. Лампа то и дело качалась из стороны в сторону на тонком черном проводе. Это раздражало, ослепляло глаза и заставляло меня снова их закрывать. Я пыталась вспомнить, как и почему в восемнадцать лет попала в тюрьму для самых опасных преступников Лос-Анджелеса.
Словно вспышка яркого света от проезжающего посреди ночи грузовика напомнила мне, кто я такая и как началась моя история.
У меня много воспоминаний о детстве. Оно было беззаботным и безопасным. Родители сильно любили меня и боялись навязывать свою точку зрения, предоставляя возможность развиваться так, как я сама хотела. Знаете, их любовь и забота казались фальшивыми, будто они все время чувствовали за собой вину. Я не помню ситуаций, когда бы они ударили или отругали меня за шалость, низкую оценку по предмету или длительное сидение за компьютером. Их родительская безусловная любовь вызывала подозрения. Чрезмерная наигранность в наших отношениях пугала меня, как испугает любого, кто, к примеру, всю жизнь проживет в постановочной рекламе майонеза, в которой семья чрезмерно счастлива до тошноты.
Думаю, причина во мне. Я никогда не чувствовала того же, что и они ко мне. Ощущать благодарность, но не любовь – разные вещи.
В тот день, когда мне исполнилось пятнадцать лет, неожиданно все изменилось. Внезапно, резко и я не успела понять, в чем настоящая причина изменений. Собралась в школу, захватив с собой пластиковый контейнер с обедом, и убежала. Пока мама принимала утренний душ, а папа чинил машину в гараже, я спешила в школу. Мне очень не хотелось обмениваться с ними любезностями.
Вдруг смартфон завибрировал в правом кармане длинной юбки, которые я так любила носить последние несколько лет. На экране