не сержант, а старшина 1 статьи, – хмыкнул тот. – С хавкой* будет все нормально.
Потом он, захватив с собой четырех призывников, ушел в начало поезда.
Через некоторое время, кряхтя, те доставили в купе проводника, несколько картонных коробок и чем-то туго набитые мешки. От которых пахло хлебом.
Затем старших по купе, с пустыми рюкзаками, вызвали туда, и вскоре Сашка вернулся с семью жестяными банками без наклеек (граммов по триста в каждой), тремя кирпичами хлеба, четвертью пачки рафинада и цибиком* грузинского чая.
– Вот, получил на всех, – выложил все на откидной столик. А в титане готов кипяток. Давай кто-нибудь туда с кружками, пока не набежали.
Мы тут же извлекли из рюкзаков кружки, а к ним ложки (такие полагалось иметь всем), Степка с Витьком, нанизав их на пальцы, отправились за кипятком, я принялся вскрывать раскладным ножом банки, а Вовка своим хлеб.
Вскоре все уписывали за обе щеки ломти черняшки, намазанные волокнистой, с жирком, тушенкой (в магазинах такую не встречали), а еще сваренные вкрутую яйца, запивая все горячим сладким чаем.
Насчет отсутствия продуктов, Саня немного загнул. У нас еще оставался изрядный шмат домашнего сала с прорезью, круг одесской колбасы несколько банок сгущенки и вот эти самые яйца.
– Не хило, – рыгнул Вовка, первым отвалившись от еды. – Пойду курну в тамбуре.
Подкрепившись, мы убрали со стола, жизнь показалась лучше.
В дальнем конце вагона кто-то забренчал на гитаре, а потом стих, мы с Сашкой переглянулись.
– Сбацаешь? – предложил он.
– Можно,– кивнул я.
– Тогда я щас. Встал и направился в ту сторону.
Через пять минут вернулся и сунул мне в немецких наклейках «Шиховскую»*. Были тогда такие, переводные. С красивыми девицами.
На гитарах – семи и шестиструнных, я неплохо играл. И почти год до призыва, на электрической, в составе вокально-инструментального ансамбля (их тогда называли ВИА) в одном из шахтерских клубов, на танцах.
Для начал, перебирая струны, исполнил популярный тогда «Дом восходящего солнца», а когда отзвучал последний аккорд, ребята попросили,– давай песню про осень.
Репертуар у меня был обширный, знал их до сотни. В том числе зэковских (в нашем городе было их немало), бардовских и всяких прочих.
Эта друзьям нравилась особенно.
Клёны выкрасили город,
Колдовским каким-то цветом.
Это скоро, это скоро,
Бабье лето, бабье лето
выдал под звон струн первый куплет, и рожи у них стали мечтательными
Что так быстро тают листья -
Ничего мне не понятно…
А я ловлю, как эти листья,
Наши даты, наши даты
продолжил
А я кручу напропалую,
С самой ветреной из женщин.
Я давно искал такую -
И не больше, и не меньше
перешел на восьмерку*. А когда поднял глаза, в проеме высился старшина. Я хлопнул ладонью по струнам и замолчал.
– Давай-давай, пой – уселся