как у них. В общем, я теперь не знаю, было это грехом или нет. Но я, конечно, разозлилась, и у меня случился приступ. И я нечаянно написала в штаны. Моего обезьяна звали святой Матфей.
Взрослых мужчин-конголезцев называют папа Такой-то. Тот, которого зовут папа Ундо, у них главный. Он одевается полностью: кошачьи шкуры, шляпа и все такое. Папе пришлось сходить к нему, чтобы заплатить долг дьяволу [16]. А все женщины – мамы Такие-то, даже если у них нет детей. Как мама Татаба, наша кухарка. Рахиль называет ее мама Тейтер Тотс [17]. Только она их не готовит. Жаль.
Женщина, живущая в маленьком домике рядом с нами, это мама Мванза. Когда-то у нее загорелась крыша, упала и сожгла ей ноги, но остальное сохранилось. Это случилось много лет назад. Мама Татаба рассказывала про это нашей маме в кухне, а я услышала. Они не разговаривают о неприятных вещах в присутствии моих сестер, а я могу слушать долго-долго, пока беру банан и чищу его. Мама Татаба вешает огромную банановую семью высоко в углу, чтобы пауки-тарантулы, которые любят устраивать себе дом внутри, могли входить и выходить, когда им вздумается. Я сидела на полу тихо-тихо и чистила банан, как делал бы святой Матфей, если бы был настоящей обезьяной и его бы не украли, и слышала, как они разговаривали об этой женщине, которая загорелась. Крыши горят, потому что сделаны из палок и соломы, как у трех поросят. Волк может разозлиться, дунуть и свалить дом. Даже наш, хотя он надежнее других, однако все равно не кирпичный. Ноги у мамы Мванзы сгорели не совсем, но похоже, как будто она сидит на подушке или еще на чем-то, завернутом в мешок. А передвигаться ей приходится на руках. У нее внутренняя сторона ладони выглядит как пятка, только с пальцами. Я туда пошла и хорошенько рассмотрела ее и девочек, совсем без одежды. Она была очень добра и дала мне пососать кусочек апельсина. Мама не знает.
Мама Мванза едва не сгорела до смерти, но потом ей стало лучше. Моя мама говорит, что бедной женщине не повезло, поскольку теперь ей приходится заботиться о муже и семерых или восьмерых детях. Им безразлично, что у нее нет ног. Для них она просто мама и – где обед? И остальным конголезцам тоже наплевать. Они даже не притворяются, она для них – обычный человек. Они и глазом не моргнут, когда мама Мванза ковыляет мимо на руках, направляясь в поле или к реке постирать вместе с другими женщинами, работающими там каждый день. Все вещи она несет в корзине на голове. Корзина такая же большая, как мамин белый бак для грязного белья там, дома, и всегда кажется, будто там у нее тысяча вещей. Когда ковыляет по дороге, никто даже не расступается. Другие женщины тоже носят корзины на головах, так что на маму Мванзу никто не пялится.
На кого они пялятся, так это на нас. А больше всего на Рахиль. Сначала мама с папой считали, что Рахили пойдет на пользу, если ее щелкнуть по носу разок-другой. Папа сказал маме: «Девочка не должна думать, будто она лучше других, потому что у нее волосы светлые, как шерсть у белого кролика». Я передала это Лие, и она громко хохотала. Я тоже блондинка, но не как белый кролик. Мама называет