то и есть. И стали вспоминаться мне те странности, которые водились за Мари: платья выбирает темные, даже в праздник, в церковь на службу ни разу не пришла. Иноземка, другой веры… Да разве оправдание это? Вера в Бога едина, как и един Бог. Старый мсье Николя никогда не пропускал воскресной службы!
А когда она смотрит на меня в то время, когда я отвечаю урок, ее взгляд делается застывшим, как у мертвой рыбы, и лицо ее кажется неживым, как у тех кукол, что она лепит.
Да и разве это христианское дело – то, что она творит? Ульяша мне рассказала, что вошла однажды в комнату мадемуазели, думая, что та ушла в деревню, но застала хозяйку на месте. И то, чем она занималась, напугало Ульяшу до визга. В первый момент моей бедной кормилице показалось, что у Мари на столе лежит ребенок, и проклятая ведьма ощупывает его лицо. Мадемуазель тоже напугалась до крика… И как же было горько Ульяше и мне, когда папенька в том конфликте неожиданно принял сторону этой чужеземки, а не кормилицы, растившей меня, заменившей мне мать!
Ульяша сказала мне, что увидела, как мадемуазель шептала что-то над той куклой. Заклинания, проклятия. А через два дня крепко занедужил ребенок поварихи. Отомстила проклятая ведьма бедной женщине: на прошлой неделе мадемуазель вошла в кухню в тот момент, когда кухарка смеялась прилюдно над иноземкой. И хоть не понимает по-русски Мари ни слова, догадалась, что насмехаются над ней…
Ребенок кухарки болен. И это не первый случай в нашем поместье, когда по вине ведьмы случаются беды. Это не я придумала! Люди кругом шепчутся, но не говорят открыто, боятся ведьмы: кто слово против скажет, тот потом непременно больной сляжет.
И на ней женится мой папенька…
И черт дернул Аду включить телевизор и попасть на канал, по которому как раз передавали криминальные новости! Она уже собиралась было переключиться на другую программу, как вдруг услышала имя Светланы Юсуповой. Да так и замерла перед телевизором с направленным на него пультом. Мало ли Светлан Юсуповых в столице? Но сердце неприятно кольнуло, а по спине вдруг прошел холод, словно внезапно распахнулась форточка и ночной ветер ледяной ладонью приласкал Аду.
Камера вначале стыдливо скользнула по оклеенным цветочными обоями стенам небольшой комнатки, уткнулась всевидящим оком в диван-книжку, с особым вниманием отметив почему-то наполовину сдернутый с него плед. Мельком скользнула взглядом по книжной этажерке и наконец-то остановилась на лежащем возле дивана теле девушки. Одна нога той запуталась в складках упавшего на пол пледа, на вторую была надета тапочка. Халатик на девушке некрасиво задрался, обнажив треугольник трусиков. Камера с особым сладострастием скользнула по оголенному животу девушки, затем продемонстрировала разметавшиеся по ковру светлые длинные волосы и только после этого показала лицо несчастной. И хотя Ада уже предчувствовала, что этой девушкой окажется ее знакомая, невольно вскрикнула, увидев лицо Светланы.
Когда первое