к детям, молодежь разъехалась еще в прошлом поколении. Но деревня теперь заживет новой жизнью: тут такое строительство развернулось на выкупленных участках! Если пройдетесь по другим улицам, увидите. Наша-то поскромней будет. Но тоже все участки, слышала, раскуплены под дачи. Да оно и понятно: из шумной Москвы сюда вырываешься будто в рай!
– Если в раю так же скучно, то я, пожалуй, в ад, – скривила нос Лика. – Там хоть с чертями можно весело зажечь.
– Боюсь, сбегут от тебя черти уже на следующий день, – парировала Рита. Но от дальнейшего спора с сестрой ее отвлек Иван, уже вставлявший в замочную скважину двери длинный ключ. Под барабанную дробь нервно ухающего сердца Рита вытянула шею, чтобы сразу же «войти» взглядом в, как она помнила, маленькую квадратную прихожую. Но в этот торжественный момент за их спинами раздался резкий автомобильный гудок.
– О, вот и Славка пожаловал! – обрадовался Иван. Оставив ключ в замке, он торопливо спустился с крыльца и направился к воротам, чтобы дать проехать на территорию дачи серебристому «Фольксвагену». Рита, не сдержав любопытства, оглянулась: как-никак, этого парня ей «сватали». Но ее взгляд неожиданно встретился со взглядом Олега, который хоть и стоял в обнимку со своей девушкой, но глядел почему-то на Риту. «Это случайность!» – поспешила уверить себя она, отводя глаза. Показалось ли ей, что губы Олега тронула чуть заметная усмешка?
А новоприбывший уже вышел из машины и обменивался рукопожатием с Иваном. Рита скользнула по Вячеславу коротким взглядом, стараясь не выдать своего любопытства, и успела отвернуться за мгновение до того, как встретиться взглядом с гостем.
Она думала, что ей удалось сбежать от них – нежитей с расплывчатыми пятнами вместо «лиц». Разорвав путы, разбив цепи, разрушив крепостную стену, она вырвалась на свободу, вдохнула полными легкими ее пьянящий воздух, расправила плечи, чувствуя, что за спиной растут крылья. Свободна! Три дня не мучили они ее, не терзали ее тело, не сталкивали, хохоча, в бездну, не тасовали, как карты, мысли, не подчиняли себе ее волю. Они ушли, оставив ее обессиленной, но свободной. И на ее бледные щеки даже вернулся румянец.
Дверь тихо скрипнула, приоткрываясь, и в комнату робко, бочком, протиснулась девочка. То ли почувствовала, что может войти, то ли, напротив, пришла, встревоженная тишиной. Девочка глянула затравленно, как волчонок, и осталась стоять у входа, хоть губы Ольги, искусанные, в болячках, тронула улыбка. Эта девочка – единственное светлое, что у нее осталось, тот лучик, который проклевывался сквозь тучи, не позволяя полностью погрузиться во тьму. Ее солнышко, ее радость и ее беда. Ольга протянула к девочке руки, чтобы обнять, прижать к себе, уткнуться носом в пушистый, как головка одуванчика, затылок, вдохнуть барбарисовый запах детского шампуня, шепнуть, что все теперь будет в порядке. Как раньше. Но… девочка вдруг отшатнулась, и в ее светлых глазах мелькнул страх. Отшатнулась и замерла в двух шагах от Ольги, борясь с желанием броситься в объятия ставшей вдруг чужой женщины, пугавшей ее криками и буйствами. И все же остающейся