мода не прошла
Со времен Петра. Все так же
Мирским погублена душа —
Порочной гнусной блажью.
Откуда и зачем она
С оттенком гнойной гнили?
Не Бога ль самого вина?
Иль Люцефера? Или?..
Сказать нельзя наверняка,
Хоть стань к расстрельной стенке!
Мужик-поэт на мужика —
Поэта пялит зенки…
Тут третья лишняя, поди,
С волшебным нимбом Муза.
О, как о них ты не суди,
Пребудут с оным грузом
До истеченья лет земных,
До часа рокового.
О них… про них никчемный стих,
А надо б никакого.
Вечерняя песня гастарбайтера
Я долго думал, как мне лучше
Картину эту передать.
Запал мне в память этот случай,
Он долго будет волновать.
Другой, возможно б, не заметил,
Душою чуткою не внял.
Чу! То ли где-то плачет ветер,
Он словно что-то потерял.
В вечернем сумраке услышал —
Пел человек. Он шел и пел,
То средним голосом, то тише.
Поведать миру он хотел,
Что очень холодно, тоскливо
Его растерянной душе,
А быть надеялся счастливым
И восседал бы на плече
Друг-сокол… Песня удалялась,
С ней незнакомый мне казах.
И только ветра грусть осталась —
Он все еще блуждал в лугах.
«Пьянка до пьянки. Кулак. Синяки…»
Пьянка до пьянки. Кулак. Синяки.
«Русь!..» – ошалело орут мужики.
И сотрясаются избы окрест.
Новый в степи появляется крест.
Птицы на нем отдыхают порой,
А глубоко похоронен «герой».
Тоже орал до надрыва он: «Русь!..»
Русь… да она ведь не пиво, не груздь.
Не кулаки, на лице синяки.
Это не знают в Руси мужики!
Клич: «По последней, Ванюшка, налей!»
Кладбище – город открытых дверей.
Пробудились машины
Пробудились машины – эти монстры вонючие,
Замелькали, зафыркали, взяли полностью власть
Над домами, заборами (в лучшем, сказано, случае!),
Над тобой, надо мной, над природою – всласть.
Можно их бы не трогать, обойти стороною,
Мол, куда же деваться: прогресс есть прогресс!
А «Евгений Онегин» и «Над вечным покоем» —
К ним народ не являет большой интерес.
Мчат моторы по улицам, правят ими придурки,
Отморозки, бездельники и алкаши.
Кто-то станет из них неоплаканным жмуриком,
Не уйдут навсегда без невинной души.
Ведь от их верхоглядства другие погибнут —
Дети, бабушки, может, известный поэт.
Сплошь железная вся, неспокойная глыба
Перекрыла, закрыла уже белый свет.
Не боюсь, что мой стих на экспромт претендует,
Я боюсь, что железки опередят.
И тогда уж об этом никто не узнает,
Будет мир колесом сумасшедшим распят.
Пробудились