амять – скоротечная ветреная дрянь. Мы забудем абсолютно всё и каждого из тех, кто был с нами рядом или кого мы встречали на своём пути. Тернист ли путь на повороты, прост ли он и прям, судьба всегда ведет нас разными дорогами к одному концу. И единственный конец всего – полное небытие. Годы смоют абсолютно всё, и людей и события, всё хорошее и плохое. Большая боль, страсти и страдания, любая мелочь, всё это будет забыто каждым или его потомками. К чести человека стоит отнести то, что мы очень быстро забываем всё плохое, но и к минусу стоит отнести обратное: мы забываем всё хорошее и даже быстрее чем плохое. Сначала великие потрясения жгут нашу совесть, а память как бы говорит внутри нас «не забуду – не прощу». Но проходит год, десять лет, и уже то, что было надрезом на твоей страдающей душе – заживший шрам. Пройдёт двести лет, и твои потомки уже не будут помнить, из-за чего болела твоя душа. Все события сотрутся, и совсем ничего не останется, только пустота, да и пустоты не останется вовсе. У новых поколений появятся новые причины для страдания души и новые надрезы на ней. Их проблемы будут ближе к их жизням, чем твои, давно забытые дела, да и сам ты будешь забыт.
Имя – единственная ценность в нашей жизни, которой мы владеем от рождения и до самой смерти. Но как бы не возвышалось твое имя среди лучших представителей народа, время и его смоет, сотрёт из памяти всех будущих поколений. Мал ли подвиг, велик ли вклад, круги на воде все ровно превратятся в гладь.
Поэтому я записал эту историю слово в слово, событие в событие. Это не только моя история, а всего нашего народа. Каждый, кого она коснулась, сохранит в памяти её фрагмент, и только я сохраню всё целиком и надеюсь отсрочить тот момент, когда всё забудется. Я помню каждого, кого встретил на своём пути, с кем говорил или просто соприкоснулся взглядом. Я запомнил всех вас, и хороших и плохих, вы навсегда в моей памяти. Но и я не вечен, поэтому это для вас, моих потомков. Никогда не забывайте, откуда мы пришли и кто мы такие. Всегда помните, чем пахнет свобода.
Часть первая
Разные оттенки тёмного дома
Глава 1. Милый-милый дом Стейси
– Дедушка же был астронавтом…
Она не унималась, щёки покраснели и высыпали маленькими точками, прекрасное лицо пылало яростью молодой, но, по правде сказать, ещё не умудрённой жизнью девушки. Девушка не привыкла, когда ей отказывают, особенно, если это делают самые близкие и дорогие люди.
А ей очень активно отказывали:
– Стейси, милая. Был. Тут ключевой момент, что он БЫЛ астронавтом. И дедушка был им очень много лет назад.
Она с жаром парировала:
– Ну, может у него остались знакомые, коллеги из центра управления полетами, я не знаю…
Рассудительность мужского голоса была неумолима:
– Опять же, если они и остались, то остались у НЕГО, а не у меня.
Высокий мужчина неопределенных лет быстро выходил из себя. Когда он нервничал, он постукивал подушечками пальцев по столу, и это было вестником скорой бури. Зарозовевшие щёки с точками появились и у него, ведь именно от него они и передались юной и очень упрямой девушке. И по-женски приметив перемены в высоком мужчине, Стейси решила зайти с другого фланга:
– Па, я тебя часто о чём-то прошу?
– Милая, займись лучше обучением в своём, уже, между прочим, оплаченном колледже.
Стейси заорала на весь дом протяжное: «М-А-А-А-М!». Отец неприятно поморщился и перестал отбивать такт пальцами. На зов почти сразу же пришла мама, но перед тем как заговорить, она торопливо подошла к окнам гостиной, отодвинула смешные бежевые занавески с красными цветочками и убедилась в том, что окна плотно закрыты. Так соседям меньше «корма» для сплетен. После чего она внимательно и строго осмотрела своего мужа, с нежностью и строгостью тоже – на свою единственную дочь, после этого примирительно сказала, как ни в чем не бывало:
– Что ты кричишь, как на день прощения у земли, милая?
– Папа не хочет мне помогать!
– Ты уже взрослая и ты прекрасно понимаешь, что не хочет и не может – это две большие разницы.
Стейси замолчала, обиженно сморщив прекрасный носик и нервно перебирая какую-то салфетку в руках. Она дочь своего отца, и от него привычка теребить что-то в руках в моменты высшего нервного напряжения. Сморщившись, бедная салфетка, превратившись в трубочку, уже начинала рассыпаться в руках.
Отец взял инициативу на себя и тоже примирительно сказал:
– Послушай милая, в десятый раз тебе говорю, не осталось у меня знакомых. Сам я космос не очень, а у дедушки, наверняка и знакомых-то в живых никого уже нет, столько лет прошло.
Стейси оставила в покое измученную салфетку и с отчаянием оглядела нежно-светло-голубую гостиную с любимой с самых ранних лет старомодной мебелью. Привычные ещё с детства, милые цветастые подушки на диване и креслах, были сейчас совершенно равнодушны к её беде. Она оглядела круглый чёрный стол, большой экран на стене, портреты семьи и дальних родственников, прославленного дедушки в белом старом космическом